Эффект «домино»

Замятин Леонид Алексеевич

— Лучшему следователю прокуратуры, — все же счел нужным я поддеть его фразой, регулярно звучавшей при наших встречах.

Он ответил не менее заезженной:

— Лучшему сыскарю города и его окрестностей, — провел пальцем по своим знаменитым, пшеничного отлива усам.

— Что-то тебя ни погода, ни девушки не радуют? — попытался я в шутливой форме вызнать причину его озабоченного состояния.

— У кого жена красавица, тот на других не пялится, — ответил он как-то невесело.

— Из надежных источников известно: красавица — в отпуске и сейчас греет свой животик где-то на черноморском побережье, а вот муж, не успев проводить, исходит ревностью и выглядит задумчивее древнего мыслителя, пытавшегося постичь тайны бытия.

— Ох, Вадя, мне бы твои заботы, — он по-отечески похлопал меня по

плечу. Еще бы, Юрка на полголовы выше меня и шире в плечах, а при таких габаритах можно посчитать себя если и не мудрым, то умудренным, хотя мы с Алешиным ровесники и готовились разменять четвертый десяток.

На веранде пивного бара он поведал о причине своего угрюмого состояния.

— Ментяры ваши мужика завалили, слышал?

— В курсе, — кивнул я. — Оба из Зареченского уголовного розыска. Что еще? Ах, да! Там же Пашка Чегин, дружок твой, замешан. Вот где собака-то зарыта.

— Не в том суть дела, что друг, — махнул Алешин рукой.

— А в чем же?

— Картина паскудная вырисовывается, — Алешин проницательно посмотрел на меня.

— Юрок, ты что, стал сомневаться во мне? Могила! Под пыткой не расколюсь, — и я для убедительности провел себе пальцем по шее.

— Все это пока на уровне домыслов и делать окончательные выводы рановато, но с тобой поделюсь.

— Принял это дело к производству, что ли? — наконец-то дошло до меня.

— Приказали.

— И что ж, намерен намалевать мрачную картину? Или уже поступило распоряжение: больше белой краски?

— Пока работаю без понуканий, без подсказок и без нажима.

— Ну и слава Богу. Тогда чего угрюмиться, не понимаю? Все не можешь определиться с правомерностью применения оружия? Ну, прихватили наши мужичка-разбойничка на месте преступления. Тот отстреливаться начал. Наши тоже не лыком шиты: предупредительный в воздух и… по нему. Тут, кажется, все ясно: ребят надо к награде, а не под уголовную статью.

— На одном из городских пустырей был обнаружен труп молодого мужчины, — пояснил Алешин.

— Если речь идет о той ночи, когда произошла перестрелка у коммерческого магазина, — перебил я, — то она, судя по оперативной сводке, вообще оказалась рекордной на убийства. Если не ошибаюсь, пять тел с признаками насильственной смерти были доставлены в морг.

— Меня заинтересовал лишь труп, обнаруженный на городском пустыре. Человек, застреленный сотрудниками угро возле магазина, и человек, найденный убитым на пустыре, были друзьями. И ко всему, оба работали в частной торговой фирме экспедиторами. Перед трагической для них обоих ночью они покинули офис фирмы в девять вечера. Это подтверждено их сослуживцами и охраной. Но на этом их следы не теряются. Дотошный репортер выяснил, что они посетили закусочную на центральном рынке. Я перепроверил эти сведения, имея на руках фотографии погибших. Бармен и две официантки подтвердили факт их пребывания в своем заведении и даже ориентировочно назвали время, когда они его покинули: половина одиннадцатого, а перед этим оба куда-то звонили, скорее всего домой, и говорили о своем возвращении в ближайшие полчаса. И это еще не все, я пошел дальше. Несмотря на трагизм ситуации, я рискнул посетить семьи убиенных. Переговорил с женами, насколько позволяла обстановка. Сквозь всхлипы и рыдания удалось выяснить: в половине одиннадцатого они действительно звонили, каждый себе, и предупредили, что через полчаса прибудут. Но домой не явились. Один из них был застрелен приблизительно через три часа при попытке взлома двери магазина, другой был найден с переломанными ребрами и поврежденными внутренними органами на пустыре. Вот такие факты.

Я покачал головой.

— В чем-то сомневаешься? — уставился на меня Алешин.

— Просто поражен проделанной работой. Если каждый следователь прокуратуры будет вот так дотошно выискивать, нам, сыскарям, прямая дорога на биржу, без работы оставите.

— Дальше пойдут домыслы, — предупредил Алешин. — Хотя от них сильно попахивает реальностью. Я предполагаю, что двое наших сотрудников, Чегин и Макаров, мотались с какой-то целью по городу на личном транспорте. Правда, они оба утверждают, что возвращались с дачи Чегина, куда так поздно ездили, чтобы искупаться в пруду. Видишь, этакая романтическая причина. Сам понимаешь, если это

вымысел, то опровергнуть его сложно: свидетелей их ночного купания нет. А по-моему, они в подпитии катались по улицам и пялились на девочек, а затем им почему-то не понравились двое молодых мужчин, вышедших из закусочной. Слово за слово, предъявлены удостоверения, экспедиторы вынуждены сесть в машину. Что дальше делать с пленниками, они не знали. Можно, конечно, было отпустить их, но это значит признать ошибочность задержания, как говорится, честь мундира пострадала бы. И тогда им стали вешать какие-то противоправные действия, от которых задержанные, несомненно, открещивались. Отношения между сторонами накалялись. Желание доказать свою правоту и тем самым проучить экспедиторов взыграло настолько, что твои коллеги, не задумываясь, свернули к своему родному милицейскому отделу, чтобы там, в казенных стенах, инсценировать официальный допрос и заставить в чем-то сознаться. Их протащили в здание незамеченными, видимо, через черный ход. Один из дежуривших в отделе офицеров видел Чегина, прошмыгнувшего мимо и пробормотавшего фразу об оставленных в кабинете ключах. А вот выходил Чегин где-то через час. Спрашивается, что он там делал? Впрочем, ответ очевиден: работал. Но сие позднее появление Чегина на работе ставит под сомнение их полуночное пребывание на даче. По-моему, повторяюсь, они затащили этих бедолаг через черный ход, который открыл Чегин, и устроили допрос с пристрастием, результатом которого стали два трупа.

— Лихо, — покачал я головой. — А что показали подозреваемые?

— Ничего противоречивого, за что можно было бы ухватиться.

— А ты пытался искать это противоречивое?

— Вадя, я не верю, чтобы Пашка вот так запросто… — Алешин нервно зажестикулировал руками. — Чтобы Чегин и… Не верится.

— И что же дальше намерен делать, если это, конечно, не следственная тайна?

— Обыкновенная рутинная работа. Это я тебя одной версией попотчевал, а их несколько. Вот и прорабатываем все.

— Кроме жен, с кем-нибудь еще из родственников погибших общался? Может, они какую-то идейку могут подбросить.

— Общался, если это можно назвать общением, когда слезы, всхлипы, причитания, проклятия, полное неверие в справедливость. Да, сегодня еще одну новость получил, не из приятных: жена одного из погибших экспедиторов свела счеты с жизнью. Отравилась. Остались двое малолетних детей. Вот такое невеселое продолжение у этой истории.

С улицы нас окликнули. Повернув головы, мы увидели нашего общего знакомого Писарева Герку, тоже, как и Алешин, следователя прокуратуры, мало походившего на следователя своим простецким видом и этакой ребяческой наивностью: в компании обмануть его ради хохмы не составляло труда. Однако, то ли по протекции, то ли по не замечаемым нами способностям, он носил звание «старшего», причем «по особо важным делам».

Он подал каждому из нас руку и сообщил Алешину:

— Звоночек в прокуратуру поступил, думаю, заинтересует тебя. Звонила женщина, ее адрес я записал на календаре. Она откликнулась на помещенное в газетах объявление по поводу свидетелей. Так вот, женщина видела, как поздним вечером насильно усаживали в машину, ориентировочно марки «Жигули», двоих мужчин. Она даже номер машины запомнила.

— Да, — вырвалось у Алешина упавшим голосом.

II

Если Алешин отзывался о своей работе как о рутинной, то моей больше подходило определение «беспокойная». Постоянно в ожидании, даже в стенах собственной квартиры, что вот-вот должен последовать вызов, означавший, как правило, что на месте очередной трагедии наверняка обнаружен труп. По пустякам нас, людей из управления, не дергали, менее сложными делами занимались районные отделы милиции.

Утром я несколько припозднился на работу. Смотрел до глубокой ночи любовную драму по телевизору, затем долго ворочался с боку на бок и, как следствие, — проспал. Поспешно собрался, наделал по-быстрому бутербродов с колбаской, и сейчас, поднимаясь по ступенькам здания, известного не только всему уголовному миру области, но и законопо-слушным гражданам, смаковал мысль о том, что первым делом заварю себе крепенького чая и устрою небольшой завтрак. Однако все мои мечты были вмиг разрушены. Из дежурной части меня окликнули: