Эффект Фостера
Шрифт:
– Расскажи ему о своих реальных намерениях, – бросила я и зашагала прочь из кухни, ведь выносить эту женщину больше не было сил.
Я убежала в свою комнату и упала на кровать. Я надеялась сдержаться, но не смогла и расплакалась.
Пейсли была права, иногда я чувствовала себя гребаной лошадью!
Я воспитывалась в обществе, которое все еще поддерживало браки по расчету. Отец стал присматривать для меня пару, с момента, когда мне исполнилось десять. Мейсон был первым в его списке, ведь именно ему в будущем предстояло стать владельцем и управленцем доли Фостеров в Эванс-Фостер Энергетик. Это была идеальная
Но когда меня принуждали к тому, чтобы быть с Мейсон, я невольно задумывалась, а действительно ли я влюблена в него или это мое скрытое чувство долга обязывает меня быть с ним?
Я не хотела быть лошадью, о которой говорила Пейсли, ведь сама мысль об этом была для меня омерзительна и больше всего я не хотела эту чертову семейную компанию, которая стояла поперек моего горла и не давала мне права выбора в жизни.
Глава 6
Барбара
– Как насчет того, чтобы выставить эту гадкую Мегеру из нашего дома? – вломившись в кабинет отца, спросила я. Папа восседал за огромным столом из красного дерева посреди комнаты. Услышав мой голос, он замер с чашкой кофе у рта и взглянул на меня исподлобья.
Что такого в этой Пейсли? Я имею в виду, ее вагина же не производит золотые слитки?
– Барбара, опять ты за свое, – тяжело выдыхая, ответил он, отставляя кружку в сторону. Над его пепельницей, вырезанной из рога какого-то животного, дымилась сигара. Горький запах не давал мне мыслить здраво, и ему, вероятнее всего тоже: – Пейсли своеобразная, но она точно не монстр.
– Своеобразной она была бы, если бы посмела надеть на себя две вещи белого цвета, но совершенно разных оттенков. Пейсли вульгарна, надменна, совсем не уважает людей, которые работают в этом доме, и носит золотые обручи в ушах. Ты знаешь, что золотые обручи следует запретить на законодательном уровне?
– Ты не объективна, и при чем здесь золотые обручи?
– А ты объективен? Я не понимаю, как на место мамы ты мог притащить это чудовище?
Позади него на одной из полок стояла фотография моей мамы, где она, невероятно красивая, с пышными светлыми локонами в серебристом платье широко улыбается в объектив камеры. Как он мог так осквернять память о ней?
– Прекрати, ты не справедлива!
Я была на грани, я устала от того, что он смеет диктовать мне, как жить, а сам вытворят, что хочет.
– Если она будет рядом с тобой, то ты не заслуживаешь справедливости.
– Не смей так разговаривать со мной! Я твой отец.
– Это не аргумент!
– Я взрослый человек, Барбара, черт возьми! – заорал он, вскакивая со своего кожаного сиденья. – И я буду приводить сюда, кого пожелаю.
Я разозлилась, сердце разрывалось от тоскливого чувства несправедливости и боли потери. Прошло столько лет, но я никак не могла отпустить ее. Мне всегда казалось, что она рядом, что не покидала нас. Но ее не было. И вместо того, чтобы поддержать меня, он водит в этот дом, в дом, в который она вложила свою душу тупых девиц, которые ей в подметки не годятся.
– Лучше бы ты умер, а не она, – всхлипнула я. – В ее смерти есть только твоя вина!
Он грузно опустился
Я не могла этого выносить и просто сбежала.
Мою маму звали Хелена. Говорили, что я ее полная копия, и с этим нельзя было не согласиться. У нее были длинные светлые волосы и круглые голубые глаза. Светлая кожа контрастировала с румяными щеками, наделяя ее какой-то особой аристократической красотой. Мама была дочерью богатого сербского бизнесмена, и была выдана за моего отца по расчету. Брак должен был помочь ее отцу – моему деду закрепиться в стране и поднять свои активы.
Но если в этом потоке сплошной выгоды и был свет, то этим светом была моя мама. Она совершенно не интересовалась бизнесом, котировками, биржами и прочими игрушками взрослых. Ничто не способно было ее сломить, она улыбалась даже в день свадьбы, хотя терпеть не могла отца. Перед самим торжеством она подсыпала в его ботинки красный перец, вынуждая того прервать ненадолго церемонию. Просто такой была моя мама, никогда не унывала, не предавалась боли, была борцом и несла этот свет всем вокруг. В нее невозможно было не влюбиться, и отец просто растворился в ней. После свадьбы он стал относиться к ней по-другому, не просто как к выгодному проекту, а как к королеве. Не знаю, как она смогла побороть это, но когда родилась я, они безгранично сильно любили друг друга.
Она была солнцем и в моей жизни. Мягкостью и легкостью в этом доме. Она относилась ко мне иначе, чем отец, ничего не требовала, не поучала, а лишь говорила, какая я хорошая маленькая девочка. Мама ни за что не позволила бы ему распоряжаться моей жизнью, подбирать мне будущего мужа, которого я совершенно не буду любить и заставлять осваивать профессию, которая мне не интересна.
Тихий стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Это мог быть кто угодно, хоть сам Санта Клаус, только не отец. После ссор он предпочитал отмалчиваться, никогда не обсуждал конфликты, будто их и не было. А еще никогда не считал себя виноватым.
– Войдите, – хриплым от слез голосом крикнула я. Дверь распахнулась и в проеме показалась голова Эрни – дворецкого.
– В твоей ванне, должно быть, трубу прорвало. Первый этаж залило, пришлось надевать резиновые сапоги.
Я устало застонала и откинулась на подушки, прикрывая лицо руками.
– Не смешно.
– Прости, – пробормотал Эрни. Он позволил себе наглость войти в мою комнату и закрыть за собой дверь. – Я слышал вашу ссору. Пойми, Барбара, твоему отцу тоже тяжело.
– Нет! Ни черта ему не тяжело! Он живет в свое удовольствие и делает вид, что ничего не произошло.
– Но он не виноват в смерти твоей мамы.
– Он таскает женщин в этот дом. Это место, где все еще жива ее душа, а он так просто оскверняет ее! Были бы еще женщины нормальные, но все они – дуры редкостные! К тому же абсолютно лишены вкуса.
Эрни рассмеялся.
– Не думаю, что способность подбирать аксессуары определяет человека.
Я встала и накинула на плечи джинсовую куртку.
– Поверь мне. Определяет.
Из-за слез на моем лице появилась маска панды, тушь растеклась, тени размазались, увидев это в зеркале, я еще и побелела от досады как чертово Кентервильское привидение8.