Эффект искажения

Удовиченко Диана Донатовна

Санитар посмотрел поданные Вовкой документы, буркнул:

– Там она. Мест не хватает… – Подвел посетителей к одной из каталок и взялся за край простыни.

Но Сергей смотрел не на лицо. Сероватая ткань съехала в сторону, открыв ноги покойницы. Узкие лодыжки, на левой – тонкая ниточка шрама, алый лак на ногтях… Алиска любила все яркое, но современная мода диктовала естественность, да и дресс-код банка не приветствовал броские тона. Вот она и сделала яркий педикюр, смеялась: «Все равно, кроме нас с тобой, никто не увидит»…

Не помогла молитва. Мир вокруг замер, время остановилось, куда-то исчезли люди, и не осталось ничего, кроме

этой убогой комнаты и тела под старенькой простыней. И сил не было поверить. Казалось, это происходит не с ним – настолько замедленно-отстраненно виделось все вокруг.

– Опознавать будете? – равнодушный голос санитара.

Вовкина рука тяжело легла на плечо. Сделав над собою чудовищное усилие, Сергей повернул голову.

Первое, что он увидел – золотистые Алисины волосы, спутанные, утратившие обычный блеск, на концах слипшиеся грязными бурыми сосульками. Он смотрел, силился понять и все равно не понимал: «Что у нее с шеей?» Голова девушки была неестественно вывернута под странным углом, шея превратилась в окруженное лоскутами кожи кровавое месиво, из которого торчали сероватые хрящи вырванной гортани.

Странно, дико, но выражение окровавленного лица было умиротворенным. Глаза закрыты, словно Алиса не умерла, а уснула, на губах застыла слабая улыбка.

– Пойдем, Серега… – Вовкина рука сжала плечо.

– Вещи смотреть будете? – поинтересовался санитар, по-хозяйски прикрывая Алисино лицо. – А то они на складе…

– Нет, – с болезненным хрипом вырвалось из пересохшего горла.

– Может, воды или спирта? – с неожиданным сочувствием спросил санитар.

Сергей отрицательно помотал головой. Этот незамысловатый жест снова запустил движение мира вокруг него…

Дальнейшее не то чтобы стерлось из памяти, но слилось в сплошную серую полосу. Вовка, спрашивавший: «Ты как? Может, с тобой поехать?» Его собственный отказ. Бумаги, которые ему пришлось подписать. Потом поездка к Алисиным родителям – он не мог допустить, чтобы о случившемся они узнали из звонка чужого человека. Антон Петрович, схватившийся за сердце, тихий, беспомощный, детский какой-то плач Елены Сергеевны. Ему пришлось вызывать «скорую», подождать, пока подействует укол, потом долго сидеть с Алисиной матерью, боясь взглянуть в ее горестные глаза, ощущая иррациональное чувство вины. Ведь если бы не та ссора, ничего не случилось бы. Не уберег…

Домой Сергей вернулся около четырех. Открыл дверь своим ключом, сразу прошел в ванную, скинул одежду и встал под душ. Смыв с себя едкий формалиновый запах, который, чудилось, пропитал его всего, тихо, чтобы не разбудить Дашу, пробрался на кухню. Достав из холодильника бутылку водки, стоявшую там с незапамятных времен, взял с полки чайную чашку, набулькал половину, потом подумал и долил до верха. Резко выдохнув, опустошил посудину в три больших глотка, посидел немного, ожидая, когда теплая волна разольется по телу, ударит в голову, затуманивая разум, растопит ком в горле. Тепло ощутил, а вот шума в голове – нет. Мысли оставались ясными, и глотать все так же было больно.

– Не берет… – пробормотал Сергей, нюхая водку: не выдохлась ли? – Повторим…

Но, повертев бутылку в руках, убрал обратно в холодильник, поняв: бесполезно. Бесполезно. Нельзя пить с горя. Не поможет.

Почему-то стало очень важно посмотреть на Дашку. Вот прямо сейчас, сию минуту, просто так. Увидеть взлохмаченные прядки русых волос, торчащие из-под одеяла, услышать ее мирное сопение и мурлыканье

кота. Убедиться, что с нею все в порядке, хоть на мгновение погрузиться в спокойный, благополучный мирок.

Тихо отворив дверь, Сергей заглянул в комнату сестры. Уютно горел ночничок, отбрасывая бледный круг оранжевого света. В этом круге на полу, раскинув руки, лежала Даша. Глаза девушки были закрыты, грудь едва заметно вздымалась в ровном дыхании. Рядом, нахохлившись и распушив шерсть, поджав под себя лапы, дремал Мурза.

На губах Даши блуждала слабая улыбка, вдруг ошпарившая Сергея ужасом: так она напомнила выражение другого, мертвого, лица…

Шепотом выругавшись, он бросился к сестре.

Из истории рода делла Торре

Милан, год 1180 от Рождества Христова

Дом графа делла Торре снова был погружен в уныние. Снова фра Никколо служил мессы во исцеление, мессэре Чиприано хмурился и советовался с астрологом, пытаясь поставить диагноз больному, а слуги и рабы пугливыми стайками собирались в коридорах замка, шепотом передавая друг другу: в семье делла Торре завелся убийца. И только двое не повторяли этих сплетен: верный слуга Луиджи, тот самый, который подменял рыбу для Амедео, и чернокнижник Руджеро, работавший у герцога в лаборатории. Их обоих Паоло когда-то откупил от костра, и душегубы были по-собачьи преданы своему спасителю.

Лекарь и сам заподозрил бы, что неведомый злодей, убивший Амедео, теперь принялся за Паоло. Если бы симптомы у больных не были настолько разными.

Его светлость заболел в день похорон старшего брата: вдруг сделался вялым, бледным, перестал проявлять интерес к жизни и целыми днями дремал. Потом граф отказался от еды. А если, поддавшись уговорам, он все же с трудом проглатывал какую-нибудь пищу, то тут же извергал ее обратно. Он худел, истаивал прямо на глазах. Щеки ввалились, губы сделались белыми, склеры глаз, напротив, покрылись красными прожилками лопнувших сосудов. Руки и ноги на ощупь были ледяными, как у покойника. За неделю сильный, пышущий здоровьем мужчина превратился в беспомощного старика.

Странно, но, видимо, у его светлости ничего не болело. Он просто ослабевал и сох. Кровопускание больной делать отказался, сославшись на головокружение, глотать лекарства тоже не мог: от них его рвало. Растерянный врач уже не знал, как лечить графа. Астролог тоже ничего не мог посоветовать, звезды вставали в самые причудливые сочетания, и гороскоп Паоло делла Торре через день то пророчил скорую смерть, то сулил непомерно долгую жизнь.

Паоло и сам чувствовал, что умирает, и ждал этого – безразличный, безучастный. Он алкал власти, но она прошла мимо. Из-за болезни Паоло подестой Милана был избран Маттео Висконти из рода извечных соперников делла Торре. Паоло хотел богатства, но даже за все золото мира не мог купить себе жизнь. Он вожделел мадонну Анджелику, но теперь, когда она оказалась беззащитна перед его страстью – загнанная лань, трепещущая перед охотником – у него не осталось ни сил, ни желаний. Лишь любовь все еще жила в его сердце – больная, уродливая, вскормленная кровосмесительным плотским желанием, но неистребимая. И как же удивился бы его светлость, узнай он, что мадонна Анджелика в своих покоях день и ночь проливает слезы, моля Бога об исцелении убийцы своего мужа, потому что страсть Паоло дала робкие ростки и в ее душе.