Эффект ненависти
Шрифт:
Воздуха стало катастрофически не хватать и я замолчала. Адвокат усмехнулся:
– Пока мой клиент не попросил платы за ужины и коктейли?
– Ваша честь, я возражаю!
– прокурор вскочил из-за стола и гневно указал на прихвостня Лескова.
– Адвокат защиты провоцирует свидетеля подобными вопросами.
– Протест принят. Господин Аркадьев, задайте свой вопрос по-другому, - судья, мужчина сорока пяти лет с очень умными глазами вызывал уважение. И видимо заставлял этого Аркадьева чувствовать себя весьма неуютно, потому что слишком уж пришибленным он выглядел после замечания
– Конечно, ваша честь. Итак, до каких пор мой клиент был вам приятен?
– До того момента, пока он не подмешал в один из моих коктейлей наркотики.
– А с чего вы взяли, что это был он?
– Аркадьев словно коршун, ходил вокруг меня, от чего мое волнение только возрастало.
– У вас есть основания так думать?
– Да, есть.
– И какие же?
– Он напоил меня этой синтетической дрянью и отвез к себе домой, где на протяжении некоторого времени удерживал, продолжая давать непонятные вещества.
– Мой голос становился уверенней с каждым звуком, срывавшимся с губ, пока последние слова не загремели на весь зал приговором: - Этот мерзавец удерживал меня силой, игрался, словно я была дешевой куклой для избалованного мальчика.
– Ваша честь, мне нужен небольшой перерыв, чтобы переговорить с моим клиентом.
– Адвокат Лескова повернулся к судье.
– Прошу десять минут.
– Хорошо. Перерыв десять минут.
Я выдохнула и бросилась к Марку почти на грани срыва. Брат обнял меня и что-то успокаивающе зашептал, но я ничего не слышала - мой взгляд был прикован к Лескову, который внимательно слушал своего адвоката и что-то односложно отвечал ему. Заметив мой взгляд, оба посмотрели в нашу сторону и зашептались еще активнее.
Я пожалела, что позволила Марку оставить Стаса в машине. Сейчас мне бы не помешала его поддержка и тепло. Почему-то именно рядом с ним боль перед прошлым отступает, словно улыбка Торохова, его смех, его голос являются щитом или стеной, которая отгораживает меня от всех неприятностей и проблем. Черт, только рядом с ним я стала собирать себя по кусочкам, заново отстраивать прежнюю Соню Корнееву. Так странно... Человек, из-за которого я превратилась в циничную стерву, из-за которого я обозлилась на весь мир, вдруг превратился в самого родного и дорогого. В человека, которой сделал из меня сильную, уверенную девушку.
Торохов дважды перевернул мой мир с ног на голову. Дважды ворвался в мою жизнь яростным вихрем, вышвыривающим весь хлам из мое души. И теперь я не представляю, как жить без этого постоянного шторма в груди.
Я должна быть сильной, хотя бы здесь, перед лицом своего самого страшного врага. Именно поэтому, когда судья вернулся с перерыва и объявил о возобновлении слушания, я спокойно вернулась к трибуне и абсолютно хладнокровно рассказала все подробности своего общения с лесковым. Рассказала о таблетках, которые он подсовывал меня под видом лекарства, об угрозах, ударах. Рассказала об изнасиловании, не обращая никакого внимания на шепот за спиной.
Аркадьев слушал, не перебивая, не влезая в мой рассказ с вопросами, будто откладывая пакость напоследок. И я не ошиблась - стоило мне закончить, он тут же задал вопрос:
– Вы в курсе того,
– Да.
– Я отреагировала спокойно, потому что была готова к этому вопросу.
– Но если вы хотите сказать, что я начала общаться с Лесковым из-за мести брата, то вынуждена вас разочаровать - это не так. Я не знала о знакомстве Марка с этим человеком до... До того момента, как он и еще один человек не вытащили меня из клуба Лескова в бессознательном состоянии. Так что мои обвинения в сторону вашего подзащитного никак не связаны с Марком.
– Позвольте с вами не согласиться.
– Ваше дело.
– Я пожала плечами. Мне было плевать на то, что говорить этому мерзкому человеку, защищавшему самую мерзкую мразь на земле. Он смотрел на меня, как на грязь под ногами, тогда почему я должна относиться к нему с уважением?
– Если ваш тупой мозг считает, что мне есть смысл врать о самой омерзительной вещи на земле, то это ваше дело. Я просто хочу, чтобы этого козла засадили за решетку и он гнил в тюрьме многие годы. И я прекрасно знаю, что мои слова об изнасиловании не сыграют сейчас никакой роли, потому что я здесь для того, чтобы засвидетельствовать наличие наркотиков в жизни Лескова. Но мне плевать. Люди должны знать, что это за гнида.
– Свидетель, - судья грозно посмотрел на меня, но я не верила в его беспристрастность, уж слишком много одобрения было в его глазах, - я вынужден сделать вам замечание. Воздержитесь от оскорблений в зале суда.
– А я уже закончила.
И я горжусь собой.
ЭПИЛОГ
Три недели спустя.
– Малыш, ты собираешься сегодня оттуда выходить?
– стук в дверь вырвал меня из оцепенения и, вздрогнув, я оторвала взгляд от своего отражения в зеркале.
– У меня есть новости для тебя.
– Иду.
– Нервно закусила губу, закрыла воду и вышла из ванной, сразу же попав в объятия Стаса.
– Звонил Марк. Он едет к нам из суда. Сегодня вынесли приговор Лескову.
– Да?
– рассеянно откликнувшись на слова любимого, я продолжала витать в своих мыслях.
– И сколько ему дали?
– Девять с половиной лет с полной конфискацией имущества.
– Стас внимательно посмотрел на меня, заботливо убрав упавшие на лоб волосы.
– Ты не заболела?
Синие глаза просто сияли заботой и тревогой. Сглотнув, я помотала головой:
– Нет... То есть да. Вернее, не совсем.
– В смысле?
– Торохов недоуменно нахмурился.
– Что случилось.
Я мягко высвободилась из его объятий, отступив на шаг назад, и раскрыла ладонь, явив свету предметы, которые все это время судорожно сжимала. Стас растерянно посмотрел на мою руку, потом перевел взгляд на лицо, словно спрашивая подтверждения. Я кивнула.
– Охренеть.
– Он отшатнулся в сторону, взъерошив до боли знакомым жестом волосы.
– Это же пи**ец!
Стало вдруг холодно. Босые ноги мгновенно заледенели, как и руки, но я продолжала стоять с раскрытой ладонью, на которой лежали четыре теста на беременность. И каждый с двумя полосками.