Эффект присутствия

Макаров Михаил

Проскурин слез с нар, нашел свои резиновые сланцы и двинул к унитазу.

Пока его сильная струя журчала в сливном отверстии, Андрейка переваривал услышанное.

«В прокуратуре области за десять дней полагается срок продлевать. Его не продлили! Не может быть, чтобы рядовой следак, пусть и прокурорский, мог в любое время к начальству завалиться. Николаич, помнится, рассказывал, что областников всегда остерегался,

старался им реже на глаза показываться. Не-ет, не поедет Винниченко срок продлевать, он и так, по ходу, не на лучшем счету. Жалился, что ничего не успевает. Нынче всё решится!»

За завтраком Рязанцеву кусок хлеба в рот не полез.

Третий сокамерник, Яшка, с удовольствием срубал Андрейкину пайку. Этого Яшку в своей хате Рязанцев и Проскурин обнаружили вчера, когда с тюрьмы спецэтапом приехали. Он сидел со второго января за грабеж. Пьянствовал с дружбанами в баре «Лель», второй день нового тысячелетия отмечал, пьяный был в хлам. Вышел за угол отлить, – в респектабельном «Леле» туалета не имелось. В подворотне разодрался с посетителем того же заведения. Мужик убежал с разбитым таблом, оставив слетевшую во время потасовки норковую шапку. Яшка, чтобы добро не пропадало, головной убор подобрал, сходил в знаменитый дом «семь-восемь» на улице Абельмана, загнал там трофей за три сотни самогонщице, после чего вернулся в «Лель» дальше отдыхать. И тут избитый мужик привел в бар ментов.

Яшка возмущался: зачем этот фофан сбежал, позабыв свою долбанную шапку? Не брось он шапку, ничего бы не случилось. Для Яшки ответ на вопрос «кто виноват?» был предельно ясным.

В «бээсную» камеру он попал потому, что в начале девяностых прослужил год водителем в роте ППС. После увольнения сменил множество мест работы. Шоферил, пока права за пьянку не отобрали, и подсобником на стройке вкалывал. В последнее время перебивался разовыми калымами.

– Стой на своем мёртво, и получится у тебя побои и кража, а не грабеж с насилием, – напутствовал Яшку юридически подкованный Проскурин. – Говори, что умысел на завладение чужим имуществом у тебя возник, только когда мужик убег, и ты на снегу шапку увидел. Похитил ее тайно! За побои и кражу получишь условно. Я – знаю!

За квалифицированную консультацию Яшка согласился убираться за Проскурина в камере. Сегодня по графику как раз следака была очередь дежурить. Андрейку это

покоробило, но встревать в чужое он не стал, Яша – взрослый мужик.

Время тянулось невыносимо. Так как часов в камере не полагалось, Рязанцев то и дело обращался к постовому милиционеру. Раз на пятый постовому надоело, и он закрыл кормушку.

– Андрон, ты реально достал! – возмутился Проскурин. – Из-за тебя нам кислород перекрыли!

Следователь восседал на нарах, по-турецки скрестив ноги, читал потрепанную книжку из серии «Черная кошка».

Андрейка уперся кулаками в стену, начал отжиматься. Досчитал до пятнадцати и бросил. Лег на матрас, сразу вскочил. Стал копаться в пакете, где у него канцелярия хранилась, решил написать жалобу на произвол следствия. Устроился ближе к свету, написал в правом верхнем углу листа: «Прокурору города Острог». Зачеркнул последние два слова, перед «Прокурору» написал: «Генеральному», сзади – «РФ». В раздумье погрыз пластмассовый кончик ручки, затем жирно замарал написанное. Тщательно выводя буквы, вывел: «Президенту РФ Путину».

– Гош, как нового Президента зовут? – крутнулся юлой к Проскурину.

– Владимир Владимирович, как Маяковского, – ответил следователь. – Только он не Президент пока.

– Это не важно. Он – главный. Гош, как думаешь, лучше на чистом листке написать Президенту? А то я начеркал тут. Или сойдет? У меня бумаги мало осталось.

– Не занимайся ерундой, Дрон. По-твоему, Путину больше делать нечего, как твои жалобицы разбирать?

Когда, наконец, в личине замка заскрежетали ключи и громыхнул отодвигаемый засов, потерявший счет времени Рязанцев находился в угнетенном состоянии и не сразу среагировал на адресованную ему команду «на выход».

Охваченный равнодушием Андрейка с заложенными за спину руками пошел по коридору впереди постового милиционера. Свернул направо у стоявшего в углу стола дежурного, подле которого на табурете в одних трусах сидел оформляемый задержанный. Начальник ИВС Аббасов дожидался его в каморке, служившей дежурной смене бытовкой. Другого помещения, где можно было поговорить без посторонних ушей, в изоляторе не имелось.

Аббасов – крупногабаритный, шумный усач в камуфляже при виде понурого Рязанцева, округлил глаза и воскликнул:

Конец ознакомительного фрагмента.