Эффект пустоты
Шрифт:
Эта тишина меня достала. Встаю, двигаюсь медленно и осторожно. В таком безмолвии любой произведенный мною звук проревет, как мегафон.
Начинаю спускаться по ступенькам, чтобы приготовить попить чего-нибудь горячего, но потом вспоминаю про Кая; он спит на тахте там, внизу, недалеко от лестницы.
Один и в темноте.
Что, если он проснется и увидит, как я крадусь на кухню? Что, если его печаль слишком глубока, чтобы вынести ее в одиночку? Что, если сейчас, в темноте и тиши, он наконец захотел поговорить? Со мной. И что,
«Возьми себя в руки у Шэй». Я вздыхаю.
Возвращаюсь по лестнице наверх, чтобы просто выпить стакан воды. Когда открываю кран в ванной, он рычит и стреляет, я вздрагиваю.
Какой теперь стакан, хватит и одного глотка. И воду в туалете спускать не буду.
13
КЕЛЛИ
ШЕТЛЕНДСКИЙ ИНСТИТУТ, ШОТЛАНДИЯ
До начала отсчета 20 часов
Еще одна — последняя — дверь. Коридор заканчивается: мне нужно пройти за Шестой и остальными через нее или остаться здесь, в ловушке между дверями. Она уже почти захлопывается, когда я в панике решаю не оставаться в одиночестве и бросаюсь в проем.
Увидев, куда попала, пробую прорваться назад, но уже слишком поздно. Дверь закрыта.
Пытаюсь сомкнуть веки, но толку от этого никакого. Даже с закрытыми глазами мысленно вижу происходящее, и от этого еще хуже. Открываю глаза и обвожу взглядом комнату, которую видела по другую сторону.
Она просторная, квадратная, три стены с окнами. За толстыми стеклами — тесные каморки, больше похожие на камеры, чем на комнаты.
Внутри каждой камеры — испуганное человеческое лицо. Там люди всех возрастов — дети, подростки, пожилые. Все крепко привязаны к носилкам.
А по эту сторону стекла суетятся доктора и медсестры. Здесь мониторы, оборудование.
— Успокоительное в секцию один, — командует Шестая. Лица за одной из стен начинают успокаиваться. Они обмякают, расслабляются. Глаза закрываются. Но теперь кричу я. Прекратите! Отпустите их!
Когда в такой каморке лежала привязанной я, успокоительных не было, и я все время вопила — еще до того, как что-нибудь произойдет. Они знали, что я не переношу замкнутого пространства.
Сквозь стену под окном в камеры тянутся какие-то странные щупальца. Теперь каждой парой этих искусственных рук манипулирует в секции один доктор или медсестра.
Когда я была там, у них, даже когда я была пристегнута, при инъекции возникали проблемы. Я была так напутана.
Игла, непохожая ни на какие другие иглы.
Боль, не сравнимая ни с какой другой болью. До боли от лечения я готова была поклясться, что это была самая ужасная боль в мире.
Может, они начали применять успокоительное, чтобы не слышать криков?
Сжимаюсь в комок и стараюсь откатиться подальше от окон, от игл, от боли.
Но память не отпускает.
14
ШЭЙ
КИЛЛИН,
До начала отсчета 19 часов
Тесная комната. Девочка с темными волосами. Плачет. Она одна.
Поднимает взгляд, синие глаза блестят от слез. Сердито смотрит на меня, губы ее кривятся.
— Ты могла мне помочь, но не помогла. Не захотела ввязываться.
— Нет, нет, неправда. Я…
— Правда, и ты это знаешь. Я умерла, и ты виновата в этом.
— Нет!
— Кай все узнает. Узнает. И возненавидит тебя, как я ненавижу.
К горлу подступают рыдания. Я кручусь, и сбитые простыни возвращают меня в реальность, в здесь и сейчас.
Я одна. В постели. В своей постели.
Все это мне приснилось. Это был кошмар. Неужели Келиста действительно мертва? И я виновата в этом?
Не может быть. Неправда.
Или может?
15
КЕЛЛИ
ШЕТЛЕНДСКИЙ ИНСТИТУТ, ШОТЛАНДИЯ
До начала отсчета 18 часов
Дверь наконец открывается: входит группа медсестер, некоторые собравшиеся здесь приветствуют их, прощаются с оставшимися и уходят. Я мчусь за ними.
Их человек двенадцать, они болтают и смеются, будто не причиняли только что жесточайшую боль и не обрекали дюжины несчастных на медленную мучительную смерть. Или, может быть, они просто стараются об этом забыть.
Ненавижу их.
Они идут по коридорам через усиленные двери и потом останавливаются перед одной из них. Двое заходят, и двери закрываются. Через несколько минут открываются снова, и заходит следующая пара. На этот раз я иду за ними.
Эти двое проходят ту, похожую на конвейер с автомойки, линию, где я уже была с ученым, потом снимают костюмы. Выглядят они обычно, словно не принимают участия в массовых убийствах.
Дверь в конце перехода, когда они приближаются к ней, остается закрытой.
— Подождите, пожалуйста, — произносит голос, эхом отражающийся от стен.
Медсестры обмениваются взглядами.
— Интересно, что на этот раз? — задает вопрос одна из них.
Вторая мрачнеет.
— Я знаю кое-кого из техников там, внизу. Он слышал, что кто-то упал в обморок в диспетчерской. Что, если на этот раз серьезное нарушение?
— Уверена, это что-нибудь заурядное, например, расстройство желудка или аппендицит. Сама знаешь, насколько они осторожны; оно не может вырваться наружу.