Эффект Сюзан
Шрифт:
— Все в полном порядке, — заверяю ее я. — Мы вернулись немного раньше из-за неотложных дел.
Она смотрит поверх моей головы, в прихожую. Я боюсь, что она может увидеть и то, что я делала в гостиной, может, у нее почти рентгеновский взгляд.
— Со стороны ваших друзей было очень мило подготовить дом к вашему приезду.
— Да, очень мило.
— Они проверили и всю электрику. Ингеман наблюдал за ними из своей «каюты». Они опустили жалюзи. Но ему все было видно через мансардное окно. В подзорную трубу.
Она протягивает мне стеклянную баночку. В ней жареный миндаль. Такую баночку они дарили нам каждое Рождество на протяжении
— Четверо мужчин и женщина. Двое полчаса провели в гараже.
— Наверное, они заряжали аккумуляторы автомобилей.
— Да, так оно и было. И одновременно они привинтили какую-то плоскую коробочку позади аптечки.
Она моргает. Самое ужасное, самое-самое ужасное, это то, что она, как и я, — пролетарий. Но если я попыталась преодолеть свою судьбу, она всегда принимала свою.
— Желаю вам хорошей и спокойной ночи.
Это ее ритуальное прощание.
— И тебе тоже, Дортея. И поцелуй от меня капитана.
Когда я возвращаюсь в гостиную, я вижу за столом Лабана.
14
Он в халате и тапочках. Подушку с пластиковой коробочки он убрал.
В кладовке я отыскиваю футлярчик с часовыми отвертками и пинцет. Открываю коробочку.
Достаю изнутри черную бусинку и кладу ее на стол. Рядом с ней серый диск, маленький и тонкий, словно это оттиск на бумаге. Я разглядываю их через увеличительное стекло. Бусина — это линза, линз такого размера я еще не видела. Диск — это микрофон. За ним находится светофильтр, я снимаю его пинцетом. Под ним фотоэлементы. Дальше — процессор, рядом с ним передатчик, возле передатчика — печатная плата, настолько маленькая, что даже через лупу невозможно рассмотреть все дорожки. Один из контуров длиннее остальных, похоже, это антенна. Рядом с платой стабилизатор напряжения. И парочка крошечных литиевых батареек — даже и не представляла, что такие существуют.
— Это камера, — объясняю я. — И микрофон. Предполагаю, что устройство записывает изображение и звук несколько минут, затем сжимает их и отправляет в виде очень короткого сигнала. Это затрудняет отслеживание. И экономит электроэнергию. Такие маленькие батарейки быстро садятся.
— Почему тогда они не подключились к потолочным проводам?
Это спрашивает Харальд, они с Тит стоят в дверях, в пижамах.
Мы с Лабаном смотрим друг на друга.
— Мы с вашим отцом сами тянули электропроводку, — отвечаю я. — А когда уже закончили покраску, обнаружили, что забыли подвести провода к потолочной розетке. Я хотела все переделать. Но тогда я была беременна, я была размером с дом. И ваш отец категорически мне это запретил. Он сказал, что если какой-нибудь дзенский подмастерье завершил работу и она оказалась совершенной, то самому мастеру следует где-то что-то нарушить. Капнуть краской или мазнуть кистью. Только боги совершенны. Совершенство не для человека. Была такая же ночь, как и сегодня, когда мы это поняли. Сначала мы чуть было не поругались. А потом пришли к такому решению. Эта потолочная розетка всегда была без питания. Это нелепая человеческая ошибка.
— Они поняли это, когда подбирали место для камеры, — объясняет Лабан. — Ее надо было поместить так, чтобы было видно всю комнату.
—
Мы поставили еще три кровати в комнату Тит, сегодня ночью мы все будем спать в одной комнате, впервые за много лет.
Я отвела Лабана и детей в гараж, отвинтила висевшую на стене аптечку первой помощи и вытащила из-за нее плоскую алюминиевую черненую коробку. Разобрала ее здесь же на круглом столике, это оказался приемник и вполне внушительный передатчик. У кубика в потолочной розетке был минимальный радиус действия и ограниченная емкость памяти, он посылал информацию в гараж, откуда она переправлялась дальше. Серьезным людям. Чем-то эта коробочка и ее содержимое напомнили мне последние модели старых швейцарских магнитофонов «Nagra», которые использовались в Институте Нильса Бора во времена моей молодости для предварительной записи экспериментальных данных и которые в то время, в начале девяностых, стоили по пятьдесят тысяч крон каждый.
Лабан заварил чай и подсушил в тостере хлеб. Он нарезал его толстыми ломтями и поджарил так, что поверхность местами подгорела, а внутри хлеб остался мягким.
Он кладет толстые ломтики ледяного масла на еще горячий хлеб. Наша семья — любители масла. Лабан режет масло струнной сырорезкой, ломтиками толщиной больше пяти миллиметров. Я никогда не делала анализов на уровень холестерина. Намереваюсь подождать с этим до вскрытия.
Мы не часто собирались всей семьей по ночам. Но всякий раз мы заваривали чай и поджаривали хлеб. Последний раз это было, когда умерла мать Лабана.
Мы смотрим друг на друга. Нас четверо — с рождения детей, и у нас общая жизнь. Но сейчас мы, несмотря на это, чужие друг другу.
Лабан и близнецы уже спят, я еще раз делаю круг по гостиной. Тени на стенах переместились, на круглом столе лежат две коробочки и мой телефон. Я вижу новое голосовое сообщение.
Это сообщение от Магрете Сплид, она не представляется, в списке контактов ее нет, но я узнаю ее низкий голос. Она немногословна.
— Сюзан Свендсен. У меня для вас кое-что есть. Адрес: аллея Адольфсена, последний дом по левой стороне, выходит к воде.
Сообщение поступило сразу после полуночи. Час назад.
Мы никогда не держали в доме оружие. Но в шкафу для инструментов в кладовке я нахожу маленький плоский ломик. Он длиной всего сорок сантиметров. Но тем не менее это примерно килограмм металла, и он отлично ложится в руку. Кроме того, я прихватываю еще стамеску, заточенную до остроты бритвы.
Люди склонны отдавать предпочтение предметам, символизирующим их профессию. Для Бора такими предметами были доска и мел. И капля воды. Для Андреа Финк — кардиограмма, физическая запись работы сердца. Для Лабана — рояль.
Для меня ломик — инструмент инструментов.
Я кладу его и стамеску в сумку.
15
Аллея Адольфсена — это улица, перпендикулярная Странвайен, рядом с парком Эрегор. Цены на жилье здесь одни из самых высоких в Дании, виллы размером с многоквартирный дом, сады маленькие, с цветочные кадки, и все это скуплено рекламными агентствами, интернет-компаниями и иностранными посольствами.
Я паркуюсь на параллельной улице и, выйдя к берегу, иду вдоль садовой ограды.