Эффект загадки
Шрифт:
– Что у вас на шее? – спрашивает Пилот.
– Застывшее стекло, - медленно, с паузами отвечает доктор, - Я подобрал его на развалинах моей лаборатории. Конвоиры разрешили мне оставить его у себя, а один добрый солдат даже подарил цепочку…
– Подойдите ко мне и снимите его с шеи.
Рукой в «стреляющей» перчатке Дежурный Пилот берет камень и приближает его к стеклу шлема. Несколько секунд стоит тишина.
– Хорошо, я тоже разрешаю вам оставить этот предмет у себя.
Кштфорс молча, не глядя на слепое стекло шлема,
– Благодарю вас, Дежурный, - наконец говорит Чикк, - Можно ли называть вас так для краткости?
– Вы можете придумать мне любое подходящее имя, смысл от этого не изменится. Следуйте впереди меня по этому коридору.
Пока Дежурный конвоирует Чикка по коридору, мы оказываемся в большом полутемном помещении, заполненном какими-то огромными сложными аппаратами. Мерцают огоньки. Холодный синеватый свет круглых экранов придает машинам странный, фантастический вид. Слышен негромкий прерывающийся писк, жужжание. В углу у высокого пульта управления стоит журнальный столик, на котором уютно и по-домашнему светится лампа под зеленым абажуром. Столик совершенно не гармонирует с обстановкой зала. Кроме того, на столике стоят бутылки, разложена какая-то закуска. В креслах дымят сигаретами два человека в белых комбинезонах. Один из них среднего возраста, с бородкой и в круглых очках, второй – значительно моложе.
– Мне представляется, уважаемый мой коллега Мак, - говорит старший, - что данный вопрос обсуждается в Институте как-то двояко. Вот ты получил диплом буквально год назад. А два года назад у меня уже были сведения о том, что поведение изолированного нейрона в таком поле может быть стабильным. И вдруг являешься ты и говоришь: «господин Жабер, по новейшим данным, нейрон стабилизируется! Ура!». Это значит, что до Института новость дошла позже, чем до меня? Нейрон-то остался тем же…
– Знаете, господин Жабер, оказавшись здесь, я узнал столько всего нового, что просто голова кругом идет!
– Ах, ну да, наша наука не принадлежит народу, она секретна… Но зачем тогда студентам вдалбливают в голову то, что два года как устарело?
– Господин Жабер, вот тот ученый из бокса «Зет-семь», Чикк Кштфорс, он был у нас преподавателем биофизики и нейропсихологии… Мы называли его Маньяком… На лекциях он иногда говорил, что того, о чем он только что рассказывал, возможно, не существует вообще, а существует что-то другое, проще или сложнее. Пока что, сказал он, я желаю, чтобы вы знали – это вот так. Когда нам милостиво разрешат взглянуть на настоящую науку, я расскажу вам, как это выглядит в действительности! Странный человек.
– Да, человек он загадочный. Кстати, на завтра он назначен на телепортацию.
– Вот как? Значит, суд Высшего Совета уже состоялся?
– Состоялся. Психолог сообщил им, что Кштфорс проводил опыт на лаборантке, как и было установлено на «Торнадо». Разрушение личности и пожизненный срок
– А кто прибыл?
– Я не посмотрел. Или Раккель или Дежурный Пилот.
Некоторое время длится пауза. Наконец Мак говорит:
– А знаете, господин Жабер, мне немного жаль Кштфорса… Когда я снимал графики реактивности перед включением «Гарпуна», этот ученый вспомнил меня. Он сказал «Коллега, вы были неплохим студентом, но всегда путали показатели напряженности внимания». А я и впрямь их путал… А потом он сказал «Но в данный момент вы действуете правильно. В награду я сделаю так, что машина сейчас покажет простые и нормальные кривые, чтобы вам не пришлось их долго расшифровывать».
Жабер усмехается и разгоняет дым рукой.
– Ну и какими были кривые?
– В том-то и дело, что нормальными… Но у меня все равно остается уверенность, что он болен.
– Он болен, Мак. Я это знаю. Просто он болен чем-то, что мы не можем выявить. Или он действительно умело водит нас за нос с этой аппаратурой. Лучше бы, конечно, его казнили, чем разрушать личность и превращать в послушного робота…
– Разве такое возможно? Я имею в виду – усилием воли изменять показания приборов?
Жабер пожимает плечами и молча наливает вино в стаканы.
– Твое здоровье, Мак. Мы с тобой тоже по-своему больны. Больны с тех самых пор, как Лоред открыл принцип доступа к человеческой памяти. Кштфорс говорит, что нашел границу, дальше которой Лоредовский закон не действует. Лицо Дежурного Пилота видел, может, один только Психолог. А может, и он не видел. Ходит слух, что Дежурный Пилот прячет лицо потому, что вместо него после какой-то аварии ему пришили собачью морду, а лаять он не научился… Советник, говорят, приспособил свою клешню для откусывания кончиков сигар…
Мак прыскает со смеху.
– Да, Мак, а мы с тобой пьем вино и смеемся над всем этим… Будь здоров!
Мак и Жабер чокаются и выпивают. Раздается негромкий звонок и на стене возле пульта вспыхивает небольшой экран.
– Интересно, что за гость в поздний час… - говорит Жабер и подходит к экрану.
На экране виден Дежурный Пилот.
– Да, он склонен появляться при первом же упоминании… Мак, это Дежурный Пилот! Интересно, что ему нужно… Накрой стол моим белым халатом и включи вентиляцию!
Раздается еще один звонок.
– Сейчас, не шуми… Ты все-таки в гостях, начальник.
– Жабер берет микрофон и вежливо продолжает, - Добро пожаловать, господин Дежурный Пилот!
Слышен шум, тяжелая металлическая дверь медленно смещается в сторону и Дежурный Пилот входит в лабораторию. В одной руке у него небольшой черный кейс, в другой несколько листов бумаги.
– Добрый вечер. – говорит он, - Я прошу извинения за столь поздний визит.
– Здравствуйте, господин Дежурный Пилот, - приветствует его Мак.