Эффективная бабочка
Шрифт:
А потом оказалось, что Стив - гений. Опять мой муж - гений! Везёт мне в этих жизнях на гениев. Выяснилось, что он не только не графоман, а просто новый Шекспир. И это не я его так назвала, а их английская пресса.
Поселившись у меня, Стив с особой страстью стал писать, иногда сутками не выходя из своей комнаты. Когда же выскакивал оттуда, счастливый, он звал меня, чтобы я прочитала то, что у него получилось. Мне трудно было по достоинству оценить его стихи, но казалось, что написано очень красиво.
И я, вопреки желанию Стива, стала тайно отправлять его работы во все известные издательства и литературные журналы. И не напрасно! Вскоре
Я показала письмо Стиву. Он сначала разрыдался, а потом сказал:
– Это всё ты. Это с тобой я стал писать так... здесь, в этом раю. Ты не просто спасла меня, ты сделала из меня настоящего поэта, я сам это чувствую.
Что ж, приятно слышать такое романтическое заблуждение. Но пусть так, главное, что получилось! Стив стал известен всему миру. В прессе его окрестили не больше, не меньше, как новым Шекспиром, имея в виду поэзию великого писателя. На сонеты Стива самые прославленные композиторы мира взялись сочинять музыку, чтобы вместе с новым гением войти в историю. Потом Стив стал писать стихотворные пьесы и даже сценарии к фильмам. Театры и киностудии расхватывали их, как горячие пирожки. В общем, мой Стив сделался благополучным, но для всего мира таинственным и недоступным: он наотрез отказался хотя бы раз покинуть меня и наш рай ради презентаций и фестивалей, куда регулярно получал приглашения, и сходу отказывался от любых интервью и бесед с журналистами. Вся его связь с миром происходит только через интернет. А наше местоположение он засекретил и не хочет выдавать никому. Боюсь, что причиной всего этого являюсь я. Боюсь рисковать своим островом и отказываюсь куда-либо ездить. Не хочу никакой суеты, никаких толп и больших городов. Я боюсь потерять тот рай, что поселился в моей душе. А без меня Стив - никуда.
Да, можно сказать, что в первый год я его содержала. Свои оставшиеся от покупки бунгало деньги я удачно вложила в кое-какие ценные бумаги, которые давали мне скромный, но вполне стабильный и достаточный для жизни доход. А Стив уже настолько поиздержался в своих путешествиях, что считал каждый фунт. Тогда я шутила про себя, что у него не фунты стерлингов, а фунты лиха. Но теперь гонорары у него такие, что мы можем позволить себе купить новую виллу, хоть в два, хоть в десять раз больше нынешней. И новые автомобили можем приобретать хоть каждый месяц, причем, самого высокого класса. Но мы не будем этого делать. Нам не нужно. Мы и так счастливы, нам всего хватает, даже слишком.
Однажды мне взбрело в голову попробовать перевести стихи Стива на русский. Просто так. Пришлось здорово попотеть, но проштудировав Шекспира в подлиннике, мне вдруг показалось, что я поняла, в чём изюминка их английской поэтики. Такое у меня самомнение, да. Но я же просто развлекалась!
На перевод первого стихотворения понадобился целый месяц, потом дело пошло веселее. И вскоре полтора десятка стихов моего возлюбленного красовались у меня в компе на прекрасном (а чего скромничать?) русском языке. Даже
– Май свити Стиви, - обратилась я к нему как-то вечером, когда мы сидели в саду и любовались ядовито-розовым нереально красивым закатом над морем.
– Я немножко похулиганила и перевела твои стихотворения на русский.
Стив удивлённо посмотрел на меня, его брови изогнулись, а губы растянулись в улыбке.
– Да что ты? Надо же. И?
– Вот, думаю послать в Россию - а вдруг придутся кому по душе? Вдруг издадут? Тебя это интересует?
Стив рассмеялся.
– Нет, дарлинг, абсолютно не интересует. Русская публика мне не нужна. Впрочем, как и всякая другая, кроме англоязычной, знающей и понимающей поэзию.
Ну, чего я ожидала другого? Англичанин же.
– Ты, конечно, можешь посылать свои переводы, куда угодно!
– торопливо добавил Стив, испугавшись, что обидел меня, и нежно поцеловал мою руку.
– Только указывай тогда... своё имя или какое-то другое... Ведь я не могу оценить качество твоей работы, понимаешь?
– ну не гад ли? С другой стороны, он в чём-то прав. Откуда он знает, как я напереводила.
Словом, разослала я свои переводы, куда только можно по России. А подписала их так: "Пушкин. Прямо из рая". И через некоторое время получила захлёбывавшиеся от восхищения отзывы, в том числе от серьёзных критиков, чудом сохранившихся на покинутой мною родине. Большие издательства, правда, не ответили, зато одно нищее, но героически продолжающее существовать издательство недобитых интеллигентов предложило издать сборник, конечно, крохотным тиражом. Только слёзно умоляло ещё о паре десятков стихотворений, чтобы книга выглядела "солидно". И ещё робко, очень робко спрашивало, очень ли нужен "Пушкину в раю" гонорар.
Тем временем я заметила, что по рунету стихи Стива в моём переводе за подписью "Пушкин из Рая" довольно бодро расползаются по блогам и сайтам. Мой "Пушкин" становился популярным!
Ради очистки совести я вновь решилась поговорить со Стивом. Обрисовала ему ситуацию, рассказала про "Пушкина". Стив задумался на пару минут.
– Это будут реальные деньги?
– Нет, - честно ответила я.
– Это будут жалкие подачки, которые мы с трудом станем выгрызать из издателей. С кровью и скандалами. А размер гонорара... ну, пара банок растворимого кофе в месяц плюс один раз заправить наши тачки бензином.
– Это даже любопытно. А настоящему Пушкину они платили бы по-человечески?
– Нет. По их мнению, он и так им должен был по гроб жизни. Раз ему был дан дар, то он обязан им делиться со своим народом. Бесплатно. А народ ему за это заплатит любовью и, так уж и быть, обессмертит его имя. Да, собственно, почему ты спрашиваешь "платили бы"? Ему и тогда платили, но совсем не те деньги, на которые он мог бы существовать! А ведь он, как у нас любят цитировать одну известную поэтессу, "наше всё". Как бы тебе поточнее перевести, чтоб ты понял это определение?
Стив пожал плечами и махнул рукой.
– Ладно, делай, что хочешь, только не морочь мне этим голову, окей? Прости, но переводы на русский, суахили и фарси меня очень мало интересуют. Вот если бы на китайский...
– и он глубоко задумался.
Ну и хорошо, ну и меньше возни. Я ответила всем страждущим, что они могут издавать "мои стихи" совершенно свободно, не заморачиваясь проблемой оплаты, ибо "Пушкин" прекрасно понимает, в каком бедственном положении находится русская культура.