Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга II
Шрифт:
Нгусе-негусу отчего-то было смешно, хотя сам «нам» он не мог объяснить, что же тут смешного, если весь кирпичный завод растащили?
Но «им» было смешно. Смешно. Смешно, и все.
Нгусе— негус намыливал белой пеной черные щеки и прислушивался к набору слов, которые горлопанил Сашко внизу на дворцовых ступеньках:
Бананчики!Ананасики!Микоянчики!Анастасики!Сашко
«Пушкин говорил, что поэзия должна быть глуповатой, — раздумывал нгусе-негус, кромсая бритвой подбородок. Он никому не позволял себя брить, чтобы не быть однажды зарезанным. Нгусе-негус всегда готов был согласиться с великим Пушкиным: — Да, Пушкин как всегда прав, поэзия для государства важна, нужна, должна быть и должна быть немного глуповатой, чтобы и дурак понял, но не до такой же степени!» Что означают эти странные слова: «Микоянчики! Анастасики!» — офирский нгусе-негус не знал, не мог знать, да и знать не хотел. «Корвалольчики! Корваланчики!» Ровным счетом ничего не означали. Сашки их тоже не понимали. Но в этих странных словах чувствовалось что-то пророческое и смешное. Нгусе-негусу почему-то было смешно и страшно от этой галиматьи.
Государственные дела стояли, a Pohouyam думал о каком-то кирпичном заводе…
«Мы согласны, поэзия должна быть глуповатой, но поэт-то, поэт должен быть умницей, — продолжал думать нгусе-негус — Глуповатая поэзия — лишь на первый взгляд что-то не то; но на второй, более внимательный взгляд, Пушкин прав. Умная проза — на первый взгляд, все верно; на второй, внимательный, — нет, все-таки и проза должна быть глуповатой».
— Хоп-стоп, Соя, сачем дафала стоя? [46] — напевал негус.
46
Гоп-стоп, Зоя, зачем давала стоя?
«Наверно, все искусства должны быть глуповатыми, как глуповата сама жизнь, — делал вывод Фитаурари I. — Жизнь глуповата изначально. В самом деле: сначала появляется какое-то концентрированное протопланетпое облако, потом свет и тьма, вода и твердь, дезоксирибонуклеиновая (названьице-то!) кислота, вирусы и сине-зеленые водоросли, шесть дней творения, и увидел он, что это хорошо — хорошо-то как! Да вот негаразд: человеку без пары скучно, без пары Адам бледен, хмур, неразвит, онанирует в кустах — сделаем ему из его же ребра самочку с дырочкой; плодитесь и размножайтесь; а процесс пложения-размножения умственно глуповат, а зрелищно смешон: при виде прелестей красивой самки мужской половой орган набухает, поднимается, вводится в женский половой орган, ходит туда-сюда, испускает сперму и пр.».
«Глупо, смешно», — думал он.
ГЛАВА 11. Долой Советскую власть!
Пятьдесят восьмую дают статью,
Говорят: «Ничего, вы так молоды!»
Если б знал я, с кем еду, с кем водку пыо,
Он бы хрен доехал до Вологды.
Майор Нуразбеков опять выглянул в окно. Полный город людей… Курортники
— Что, вот так прямо и крикнуть: «Долой Советскую власть»? — с сомнением переспросил майор.
— Во все горло! — подзуживал Гайдамака.
— Нет, орать нельзя, — решил майор. — Некрасиво. Неэстетично. Что люди на улице подумают?… Милицию вызовут, милиция прибежит, не хватало нам здесь в КГБ милиции!
— А вы не кричите, а просто громко скажите.
— Что именно сказать? Напомните.
— То, что вы хотели сказать, — увернулся Гайдамака.
— Долой Советскую власть? Сказать, что ли? Думаете — побоюсь? Ну, пожалуйста… Приготовились… Тишина в студии… Записываем…
Майор Нуразбеков глубоко вдохнул и вдруг заорал, аж в ушах заложило:
— ДОЛОЙ СОВЕТСКУЮ ВЛАСТЬ!!! Мир вроде бы не перевернулся.
— Ясно? — спросил майор. — Заорал, и ничего не случилось. Может быть, желаете повторить?
— Нет уж, спасибо. Это вам можно, а мне — нельзя.
— Поверьте — вам тоже можно. Но не нужно. Зачем дразнить гусей? Была такая песенка при Хрущеве: «Долой колхозы, совнархозы, власть Советскую, долой правительство, долой КПСС!» — не знаю, кто написал, но с юморком. Ну, пели себе на кухнях, не орали и мир не переворачивали. В общем, благодарю за чистосердечное признание, но вы на себя напраслину возводите. В 37-м году вам бы за этот уран…
— В 37-м за уран еще не сажали. Японо-американские шпионы урановой проблемой еще не интересовались.
— Ошибаетесь! В 37-м сажали за все. Так что не надо шутить с ураном. «У» — это уголь, уголь!
— Тогда «Р» — это реголит, — расшифровал Гайдамака.
— Точно! А что, по-вашему, означает «Т»?
В коридоре раздался топот, и в дверь постучали условным стуком лейтенанта Вовы Родригеса.
— Да, Вова, заходи!
— У вас тут все в порядке? — озабоченно спросил лейтенант, заглядывая в кабинет.
— А что должно быть не в порядке?
— Кричали сильно. Аж на улице слышно.
— Так было надо, Вова. Что, Вовчик, украла масло?…
— Да бросьте шутить, Нураз Нуразбекович, — обиделся Вова и ушел.
— Мы его так называем — Вова Украла Масло, — сказал майор. — Прозвище такое.
— А он что, масло украл? — удивился Гайдамака.
— Нет. По доносу работал. В «Вечерней Одессе» какой-то пенсионер вычитал опечатку — вместо «улица Карла Маркса» напечатали «улица Украла Масло». Вот Вовчик и проверял — кто там масло украл. Работка! Трех человек работы лишил — замредактора, ответственного секретаря и корректора. Страсти!.. Так что, по-вашему, означает буква «Т»?
— Ума не приложу.
— «Т» означает «танки».
— Какие танки?
— Ну, какие танки бывают? С колесами, на гусеницах. Что у вас там с танками произошло?
— Да ну его к черту, шпиона засранского! — обиделся Гайдамака. — За что только хозяева ему деньги платят? Ну, была у меня одна танковая история с «Мосфильмом»…
— Знаю, проверили. Эльдар Рязанов на съемках раздавил ваш велосипед. Мы Эльдара на «Мосфильме» отловили, спросили, он подтвердил. Он о вас хорошего мнения — спокойный, говорит, рассудительный мужик этот Гайдамака. Философ! Это о вас — философ! Стоял, говорит, над своим «Кольнаго», как над убитым конем. Внутренний плач хорошо изображал — артист! Это о вас — артист! Вот только матерился Эльдар чрезмерно: «Допросы тут на работе, хрен вашей маме, бля!» Мне одно непонятно — на съемках всего один танк присутствовал, а хлопцы из Киева почему-то расшифровали: «танки». И настаивают на множественном числе. Или у них от усердия глаза повылазили?