Эфиррия
Шрифт:
Кристэну стоило огромного труда произнести всё ровным голосом. Развернувшись, он направился на выход и по велению его руки, жгуты потащили извивающуюся девушку за ним. Вниз, на глазах выглядывающей из-за
Эвелина изо всех сил пыталась освободиться из захвата. Трепыхалась в сети жгутов как птаха, пойманная в силки и кричала. Мысленно, душевно, горлом, но издавала лишь мычание. До неё дошло, что Кристэну могли наговорить всякой мерзости о её встрече с Вистаром и она, роняя слёзы, которые непрерывным потоком бежали по щекам, пыталась освободиться.
От ужаса, что Кристэн, даже не дав ей слова, не дав возможности объясниться, собирается её отправить в удалённое, забытое поместье на самом краю королевства, Эвелину охватила паника. Её трясло мелкой дрожью, в голове мутилось и перед глазами поплыли разноцветные круги.
Как безвольную куклу жгуты эфира запихнули её в салон эфирката, и Эвелина успела заметить полный боли взгляд мужа, прежде чем дверь экипажа захлопнулась и эфиркат пришёл в движение.
— Кристэн, — закричала что есть мочи, когда почувствовала
Голос. Любимый, молящий, резал Кристэна по живому. Ему казалось — он впечатывается в его память огненными печатями, выжигая душу. Каждый вскрик любимой был подобен удару разрывающей душу плети.
Нестерпимое желание остановить эфиркат ядом разъедало внутренности. Но знал, стоит Эвелине начать оправдываться — он поверит. Не сможет иначе. Даже сомневаясь в правдивости её слов, предпочтёт обманываться, только бы не отпускать, только бы сохранить иллюзию, что она его, до сих пор — только его девочка.
Но увы — зафиксированное на пластины эфирограмма он никогда не сможет стереть из памяти. А потому — лучше раз и навсегда вычеркнуть Эвелину из своей жизни.
Наконец эфиркат скрылся за поворотом, зов супруги стих, а Кристэн тяжело, как дряхлый старик опустился на ступеньку крыльца. Вцепился пальцами в волосы и глухо, с надрывом застонал.