– Чего ж не помнить мне? Что кому надобно, то тому и памятно,– ехидно выкрикнула Марвуар в пустоту непроглядного и плотного тумана.
– Немому с глухой не столковаться,–
отвечал голос, рассыпаясь эхом отдаления.
И тогда Марвуар вновь ощутила, как облегчилось ее внешнее тело, вновь откупорившись матрешкой; однако себя Марвуар тщилась увидеть из-за белой дымящейся пелены, залатанной сверху – донизу.
– Фильна Анжелина!– послышался галантный мужской голос, подкатывающий откуда-то издали.
Так Марвуар давно никто не звал; голос до боли знакомый..
– Не хотите ли пройтись, задумчивая леди,– предлагал он что-то, видимо, ей, совершенно несуразное с ее теперешним положением.
– Конечно,– отвечал женский голос. Я именно об этом,– сделав задумчивую паузу,– и думала.
Но, как потом Марвуар с ужасом почувствовала, отвечал этот женский, звонко–певучий голос именно ее губами!
Глаза Марвуар замерли от жуткого страха, подкатывающего к горлу, который только возрастал с потоком слов, произносимых ею. Этим моментом, прямо из-за густого дыма или тумана, над ней вдруг нависло помутненное тело мужчины во фраке: с зажмуренными глазами, отчетливой улыбкой, голубоватым отливом лица и алой розой, вставленной в петлицу – рукой, прижатой к груди в позе исполнения этого действия,– с достаточно естественно скрюченными пальцами. От ужаса предоставленной возможности лицезреть фигуру вплотную, Марвуар едва ли не скончалась. И, как не пыталась она отстраниться и отвернуться от трупа, тело неустанно следовало вслед. Неожиданно, приобретши живую четкость очертаний, Марвуар, наконец, разглядела в нем своего мужа – Дэндольфа – увиденного спустя сорок лет по его кончине: он утонул в годовщину их серебряной свадьбы, в ту самую прогулку, начало которой он хотел освежить в ее «промозглой памяти».