Ефросиния Московская. Крестный подвиг матери Русской земли
Шрифт:
После двух цариц, Марии, княжны Черкасской, крутым своим нравом довершившей порчу Иоаннова, и третьей его супруги, Марфы, из дома Собакиных, последняя Марфа, в инокинях Мария, из рода Нагих, заключает собою могильный ряд супруг Грозного. – Какое горькое лицо в летописях русских, эта Мария, едва удостоенная титла царского, по неправильному браку, и потом исключенная из поминовений, сосланная в Углич, с своим невинным младенцем, чтобы там быть свидетельницей его заклания, и наконец заключенная в дальней обители Белозерской! – так провела она первую половину своей царственной жизни! – Какова же была вторая, с одним лишь признаком величия, в стенах обители? – оклеветан ее невинный отрок, а мнимый сын вызывает к себе мнимую мать; она принуждена лгать Лжедимитрию пред лицом всей России и честить у себя гордую польку суетными увесилениями, каких никогда не видали в стенах своих православные обители, и потом, к довершению позора, на площади должна сама она обличить свою ложь, над трупом Самозванца! – Тогда только утешилосъ
Царевной Феодосией, малолетней дочерью Феодора и Ирины, оканчивается у западных врат первый ряд гробниц. Сколько радости семейной и милостыни Востоку принесло рождение этой царевны, и сколько слез родителям и всему царству ее ранняя кончина! Ибо с нею уже угасала всякая надежда на будущую царственную отрасль. Скоро последовал за ней отец, последний царь из дома Рюрикова, а нежная его супруга Ирина приняла ангельский образ под именем Александры. – Особенной прелестью сияет в истории нашей прекрасное лицо Ирины: сестра правителя Годунова, одаренная всеми совершенствами природы, душевными и телесными, с образованием выше своего века, она достойно является на ступенях престола, если не по доблестям царским, то по добродетелям женщины. Как трогателен и благоразумен был привет ее Патриарху Вселенскому, когда пришел он учреждать патриаршество в России! Как чувствовала она, что для ее блага недостает только наследника! Сокрушаясь о своем неплодии, подобно ветхозаветным, праведным женам, как умоляла она Патриарха, вручая ему драгоценный потир, вымолить ей сына для царства Московского! Когда же скончался Феодор, какое опять трогательное явление! – Осиротевшие Ирина и Россия, друг против друга: одна, испуганная бременем царства, стремится в безвестную келию, осеняется схимой, как щитом: другая, испуганная своим безначалием, продолжает благоговеть в инокине к царице, на ее ангельское имя Александры вершит все дела свои, и Дума боярская, ее молитвой, правит огромным царством, расширенным двумя Иоаннами в две части света, доколе наконец смиренная сестра не выдала честолюбивого брата в цари оставленному ей царству. Сама же, Александра-Ирина, не хочет более знать палат Кремлевских; для нее даже слишком пышна обитель Вознесенская; она ищет более глубокого уединения в Новодевичьей, и только прах ее переносится в царственную усыпальницу. Там ей назначено место, подле дочери Витовта, против дочери Палеологов, и она продолжает собой второй ряд гробниц, вдоль западной стены, начатый с одной стороны великой княгиней Литовской, а с другой малолетней дочерью Грозного. Ряд этот дополнился потом одним младенцем несчастного Шуйского. Царевной Анной, и четырьмя дочерьми царя Михаила, Пелагией, Марфой, Софией и Евдокией, и одной дочерью царя Алексия, Феодорой, которую поместил скорбный отец между гробом царицы Ирины и гробом великой княгини Софьи.
Один только рад гробниц тянется, вдоль той же стены, по левую сторону западных врат, и в этом ряде одна лишь царица, Мария Владимировна из рода Долгоруких, первая супруга царя Михаила, погребена с царевнами дома Романовых; между ее гробницей и западными вратами положены две малолетние дочери царя Иоанна Алексеевича, Мария и Феодосия, а, по другую сторону царицы, три отрасли многочисленной семьи Алексея Михайловича, Анна, Евдокия и Екатерина. Подле них, в самом углу, старица Иулиания, мать первой царицы дома Романовых Анастасии, и сноха Грозного царевна Параскева, из рода Соловых.
Три гроба стоят вдоль северной стены собора: царевны Анны Михайловны, сестры царя Алексия, в инокинях Анфисы, у самого иконостаса; там сохранилось еще надгробное слово Патриарха Иоакима на день ее погребения. Подле северных врат гроб другой царевны, Татьяны Михайловны, которая славилась особенной мудростью и образованием между всеми дочерьми Михаила, обогащала церкви своими рукодельями и писанными ею евангелиями и содействовала Патриарху Никону в созидании нового Иерусалима; ибо она была искренно привязана к этому мужу Церкви и даже ревностно ходатайствовала пред царем и патриархом о его освобождении из Белозерской обители.
В Новоспасском погребена другая, не менее знаменитая сестра ее, царевна Ирина, в юных летах помолвленная отцом за королевича датского Вольдемара и оставшаяся навсегда в тереме девичьем, по его несогласию принять православие. Подле царевны Татьяны ранняя могила великой княжны Натальи Алексеевны, сестры императора Петра II, которую столь горько оплакивал нежно любивший ее брат. Но что весьма замечательно, нет здесь гроба его бабки, царицы Евдокии, из рода Лопухиных, первой супруги Петра Великого, которая провела всю свою жизнь в тяжелом заточении, под ненавистным именем инокини Елены, и насладилась только кратким отдыхом в обители Вознесенской, во дни правления своего внука. Они имела несчастье пережить его и лишилась почестей царственного погребения; бедствующая инокиня Елена за год до своей кончины переведена была в обитель Новодевичью и там скончалась.
Но где же другая невольная инокиня, постриженная той же мощной рукой Петра, который сам трепетал некогда ее родственной руки? Где гроб Сусанны, если только можно узнать под этим убогим именем гордую царевну, которая
Три гробницы стоят с правой стороны на ступенях иконостаса, который заслоняет малый предел Богоматери, радости всех скорбящих, устроенный Императрицей Анной для погребения меньшей сестры своей, царевны Параскевы: это гробницы матери и двух супруг царя Алексия. Не ожидала смиренная Евдокия, из бедной, хотя и дворянской фамилии Стрешневых, достигнуть столь блестящей участи, когда последовала за своими подругами, именитыми дочерьми боярскими, ко двору. – Туда вызваны были все красавицы московские для выбора из них невесты царской. Предание говорит, что, при въезде в Троицкие врата Кремля, особенным блеском просияла для молящейся Евдокии икона Знамение Божией Матери, над вратами, и что ее подруги приняли такое явление за счастливое предзнаменование, а будущая царица питала с тех пор особенное уважение к этой иконе и украсила ее богатой ризой. Тогда еще, в патриархальной простоте нравов, был обычай избирать невесту царя из сонма спящих дев, упокоенных в его тереме, чтобы судить о внутреннем состоянии их духа в сонном безмолвии, по тихому выражению лица и праведному покою, под крылами ангела хранителя. Сама великая инокиня Марфа, мать юного царя Михаила, вместе с ним ходила по терему спящих дев и указала ему ангельское лицо Евдокии, которое вполне выражало ее душевную красоту, и во все течение своего долгого супружества не раскаялся Михаил в благословенном выборе матери.
Мудрый Алексий был плодом этого брака и вот, подле Евдокии, первая его супруга Мария, из рода Милославских, мать всего многочисленного семейства царского, кроме Петра. Другой, почиющей рядом с ней, предоставлена была слава быть матерью исполина. Наталья Кирилловна Нарышкина достойно оканчивает свою гробовую летопись Вознесенской обители. Как львица, рождающая одного только льва, она принесла России одного только младенца, но этот младенец был Петр! Какую страшную годину испытаний пережила она в семилетнее правление Софии, когда по Красному крыльцу текла, перед ее глазами, кровь братьев и отца, и сам воспитатель ее был брошен на копья, и казалось, на одном лишь волосе висела жизнь ее отрока, хранимого Провидением! Палаты Кремлевские и Лавра Троицкая были свидетелями ее материнского ужаса, но под сенью преподобного Сергия уцелел царственный сын ее, которого мощная рука должна была вдвинуть новую громадную стихию в сердце смятенной Европы, и охватить всю полночь исполинским царством, ограждаемым волнами океанов и песками пустынь.
Таковы усопшие этого славной обители! Царственно успокоились они в мирных стенах ее, как бы в преддверии вечности, многие схимницы-царицы воспрянут между ними в настоящем ангельском образе иного вечного царства, по зову трубы Архангельской, которая возбудит в соседнем соборе и царей, их отцов и супругов. Скрижали отечественные, вписавшие столько державных имен Вознесенской обители, на своих пергаменных листах сохранили сказания о чудном явлении, какого сподобилась безымянная схимница той же обители, конечно, более известная небу, нежели земле, ибо она видела то, что недоступно смертному взору: тайные силы, содействующие падению и спасению градов, которые, как бы случайно, совершаются пред ними, потому что мы видим одни только земные события. Это было во дни великого князя Василия, сына великого Иоанна, в страшную годину испытаний, когда Махмет-Гирей Крымский с безбожными полчищами обступил Москву, и трепетала столица, ожидая неминуемой гибели.
Была некая инокиня, слепая глазами, говорит летопись, которая провела многие годы добровольно в обители Христова Вознесения, где великие княгини Российские постригались и полагались. Случилось это, когда, во время нашествия врагов, все люди прилежали к молитве, и эта инокиня прилежно возносила молитвы к Богу о избавлении от належащей скорби, и вот слышит она как бы шум великий и вихрь страшный и звон будто площадних колоколов. И так, по божественному мановению, будучи восхищена духом, обрелась как бы вне ограды, и отверзлись вместе очи ее, мысленные и чувственные, и она увидела видение великое и дивное, не так как во сне, но как бы наяву: вот идет из града, во Фроловские врата, бесчисленный световидный собор святолепных мужей в священных одеждах, многие митрополиты и епископы, между ними можно было распознать великих чудотворцев, Петра, Алексия, Иону и Ростовского епископа Леонтия, и иных многих, с иереями и диакономи, несущими чудотворные иконы; они несли и образ Пречистой Богоматери Владимирской, такие честные кресты и евангелие, с кадилами и свечами да лампадами, рипидами и хоругвями, все по чину, как подобает благолепно совершаться крестному ходу; за ними же следовало бесчисленное множество народа, всякого возраста и пола.