Егерь Императрицы. Унтер Лёшка
Шрифт:
– И как только подкрасться то сумел, это с его-то больной ногой и тростью, вот уж истинно – старый Елизаветинский егерь! – с досадой подумал Алексей и с трудом облокотясь о кровать, поднялся с полу.
– Сержант гвардии Егоров, занимаюсь гимнастическими упражнениями, дабы рукам своим силу былую вернуть! Ибо ещё при царе батюшке Петре Алексеевиче, в его потешном войске уже тому зело превеликое внимание уделялось. Если же не подготовлю я своё тело к дальнейшей службе, то значится так и буду до самых зимних святок всё на кровати валяться. Только в преодолении тягот телесных и душевных вижу свой путь к полному моему восстановлению, господин секунд-майор! –
– О как, – крякнул озадаченно Пётр Григорьевич, сам не замечая за собой как он выпрямился и встал в такую привычную строевую стойку.
– Так нужно гимастикусом чётче заниматься тогда, что ты тут по полу-то всё ползаешь. Никогда я ранее такого упражнения в наставлениях не читал, и не слыхал даже, или же ты сам тут это всё придумал шельмец?! – и он подозрительно уставился на сына.
– Никак нет господин секунд-майор, сие упражнение ещё со времён античного Рима и с эллинских времён известно, а на русский лад так оно «отжиманием» прозывается. Помимо него и других есть превеликое множество, только вот не всякое мне под силу ещё пока будет.
– Хм. Ну ладно, коли так, тогда продолжай, только без дури и озорства, чтобы всё было! – буркнул батюшка. И уже выходя из комнаты, пробормотал, – и где только всего этого набрался пострел, гимнастикусы, эллины ещё эти. Говорил же я, что занятия с этим французом не доведут Лёшку до добра. От энтих легушатников, если, только одного вредного вольнодумства можно набраться.
К Покрову Алёшка получил разрешение выходить из дома, и с каждым днём его пешие прогулки всё более и более увеличивались.
– Ну что сказать, Пётр Григорьевич, надо признаться, что никак я не ожидал столь скорого выздоровления от вашего отпрыска. По всем моим самым скромным прогнозам и расчётам ему ещё с месяц нужно было бы в кровати лежать, а он вон пока мы тут с вами чаи пьём, второй круг уже вокруг сада пробегает, чудно сие и необычно весьма, – глубокомысленно изрекал уездный врач.
– И не говорите, Иннокентий Данилович, – соглашался батюшка, – Совсем после того случая стал не похож на себя мой Лёшка. Вроде бы и тот же он, а как будто бы какой-то чужой человек иной раз из него на меня смотрит. У него вон даже взгляд изменился, цепче стал что ли, увереннее. Вообще ведь меня больше не боится шельмец. Нет у него перед родителем того прежнего детского страха и раболепия, что прежде был. Так он ещё и шутковать как на равных со мной даже иной раз пытается. Да и походка у него какая-то другая стала. Я ведь как старый охотник и егерский стрелок такое то всегда замечаю. Все движения у него стали чёткие и прежнего лишнего вихляйства теперяча в них нет. Так идёт по усадьбе, как будто не гуляет просто, а словно на охоту в лес вышел. И к ножам вон страсть заимел, отковал какие-то необычные у дворового кузнеца и метает их вон за сараем в стену. Ещё и топоры с серпами швыряет, да ещё ладно так, я и сам, так как он не смогу.
– Ну насчёт того что у парня движения изменились, так это всё объяснимо, – глубокомысленно изрёк врач. После такого удара, какой он перенёс, его мозг и похоже что весь организм вообще по-другому переделался и заново затем все свои внутренние и внешние деяния запустил. Он словно бы отбросил всю шелуху и всё-то лишнее, что ему мешало. То же самое и по мыслительному делу его мозга касается, думаю, что только этим и можно объяснить все вот эти необычные странности. Но современная врачебная наука пока ещё слишком слаба, чтобы всё это вот охватить и понять. Так что нам остаётся только, принять всё это так как оно есть и жить с этим дальше. Мальчик
– Соглашусь с вами Иннокентий Данилович, – кивнул хозяин поместья. Откушайте вот этого вот земляничного варенья, здесь лишь одни отборные ягодки одна к другой собраны. Что нового в Козельске слышно про войну в Польше и про наше стояние на Днестре? – и мужчины сменили тему беседы.
– Держи Алексей, как и обещал ранее, передаю тебе в пользование свой штуцер, – торжественно провозгласил батюшка, протягивая парню вершину стрелкового дела 18 века.
– Тебе с него уже приходилось пару раз стрелять, теперь же вот осваивай сие оружие уже как следует. Только повторюсь я ещё раз – беречь его как зеницу ока!
– А ты Матвей приглядывай за всем как следует, чтобы опять чего ненароком бы не случилось как в тот раз!
– Слушаюсь приглядывать, Ваше Высоко благородие, – отозвался воспитатель и виновато потупил глаза в землю.
В руках у Алексея был европейский штуцер, произведённый как видно где то в Австрии, Пруссии или же ещё в каких-то других Германских землях, о чём говорило глубокое клеймо вверху ствола с изображением совы и с готическими надписями по бокам. Массивный стальной ствол восьмигранный в сечении имел очень глубокие нарезы и если судить по метричной системе из 21 века, то калибр оружия, составлял на глаз где то около 15 или даже чуть больше миллиметров.
Сверху дульной части ствола штуцера к нему была припаяна мушка. Ближе к казённой части был установлен прицел с двумя шитиками с прорезями, задний из которых был постоянным, а передний, соответственно был перекидной.
В казённой части ствола затравочное отверстие размещалось напротив полки замка, и именно через него пламя передавалось к пороховому заряду, размещённому внутри ствола. Сам замок, насколько только понимал Алексей, был вариацией оружейных кремниевых систем общепринятого в этом времени французского батарейного замка с полкой, огнивом, курком и всеми прочими его атрибутами.
Ложе оружия было из полированного, покрытого лаком тёмного ореха. Внизу под стволом была глубокая канавка с отверстием для размещения шомпола, и стояли простые, но прочные скобы крепежи под проволочные антабки для фиксации ремней любого типа.
Штуцер был очень удобным оружием, с прекрасным балансом. Его было приятно даже просто держать в руках, и это несмотря на его, довольно высокий вес в более чем четыре килограмма при относительно невеликой общей длине чуть более трёх футов, что в метрической системе составляло около метра с небольшим. Всё это получалось за счёт тяжёлого и массивного ствола, но по-другому, как видно при нынешних технологиях производства, попросту и быть не могло.
– Ну что Матвей Никитич, пошли пристреливать нашего красавца? – весело подмигнул воспитателю Алёшка и ласково погладил ложе штуцера.
В недалёком от усадьбы овраге ими было устроено стрельбище. Длина его прямого участка составляла здесь около двухсот шагов (160-170 метров), не ахти конечно какое расстояние, но для набития начальных навыков стрельбы этого пока должно было хватить. Потом можно было уходить подальше вёрст на пять в сторону и бить в направлении одного отвесного холма с ближайшего к нему поля. До начала весенних полевых работ мешать в этой части поместья пока было некому, так что никаких трудностей с этим не предвиделось.