Егерь: назад в СССР 2
Шрифт:
Он затушил папиросу и тут же достал из пачки вторую.
— А что, Андрей Иваныч, с Катей у вас серьёзно, или так просто? — спросил он.
— Не знаю, Фёдор Игнатьевич, — честно ответил я. — Ещё не успел понять.
— Ты, Андрей Иваныч, мужик взрослый, — задумчиво сказал председатель. — Да и времена сейчас другие. Но прошу тебя — без баловства. По-дружески прошу, не как председатель. Обидишь девчонку — она хвостом махнёт и улетит. А деревня без врача останется.
— Не обижу, Фёдор Игнатьевич, — твёрдо пообещал я. — Сложится,
— Ну, и хорошо, — успокоился председатель. — Значит, завтра у медпункта. Ты не проспи, Андрей Иваныч! Ночь-то какая!
В девять утра мы выехали из Черёмуховки и через полчаса были в Киселёво. Фёдор Игнатьевич высадил нас прямо на остановке и умчался назад, напрочь позабыв о своих «неотложных делах».
— Вечером-то сами доберётесь? — только спросил он.
— Доберёмся, — кивнули мы с Катей.
— Ну, я встречу автобус, на всякий случай. Если опоздаете — ждите меня здесь, приеду.
— Спасибо, Фёдор Игнатьевич! — поблагодарили мы.
Катя снова надела вчерашнее платье, а поверх него накинула лёгкий жакет.
— Я так давно никуда не выбиралась, — улыбнулась она. — Последний раз ещё в Ленинграде, во время учёбы. Мы с подружками ходили гулять в Михайловский сад.
Пока автобус неторопливо катился в сторону Волхова, Катя рассказывала мне о своей учёбе.
— У нас такие хорошие ребята были, — улыбалась она. — Дружные. Всюду вместе — и на лекции, и на развлечения. Мы даже в театр всей группой ходили! И в оперу. Онегин, я скрывать не стану — безумно я люблю Татьяну!
Катя пропела это, так старательно подражая басу Грёмина, что я не выдержал и расхохотался.
Мы гуляли по песчаным дорожкам в тени огромных отцветающих лип Ильинского сада. Эти липы росли здесь ещё до революции — они окружали усадьбу местного помещика Ильина. От самой усадьбы ничего не осталось. Уцелела только круглая беседка с колоннами, выкрашенными под мрамор.
Купив по мороженому у полной улыбчивой продавщицы, мы прокатились в открытой кабинке колеса обозрения. Внизу играла весёлая музыка, и гуляли люди, а на высоте разгулялся тёплый летний ветер. Кабинку со скрипом покачивало, и Катя испуганно прижималась ко мне. При помощи большого железного колеса я крутил кабинку, показывая Кате то плотину Волховской ГЭС, то высоченные трубы Волховского алюминиевого завода, то новый автомобильный мост.
Когда мы спустились вниз, Катя загорелась идеей прокатиться на карусели с загадочным названием «Сюрприз». На этой карусели катались стоя, крепко держась за поручни и пристегнув страховочную цепь.
— Только ты встань напротив меня, — попросила Катя. — Тогда мне будет не так страшно.
Карусель начала вращаться — сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее. Вот она разогналась, словно центрифуга — я даже почувствовал перегрузку — и вдруг накренилась, продолжая вращаться! Теперь мы с бешеной скоростью то взлетали вверх, то падали вниз. Я видел восторженное
— Твои родители живут здесь? — спросила Катя, когда мы, отдыхая от головокружительного «Сюрприза», сидели на скамейке.
— Да, — ответил я. — Хочешь, зайдём к ним в гости.
— Нет, — улыбнулась Катя. — Пока нет. Пойдём ещё на чём-нибудь прокатимся!
Выкрашенный в защитный цвет «ЗИЛ» подъехал вовремя. Солдаты попрыгали из кузова, радуясь нежданной свободе. Они привезли с собой лопаты и даже пару ломов.
Белобрысый сержант выскочил из кабины.
— Взвод, вольно! Десять минут перекур!
Бойцы живо рассыпались по поляне, а сержант подошёл ко мне и протянул руку.
— Володя, — окая, сказал он.
— Андрей.
— Ну, показывай фронт работ.
— Так это не близко. Километра три отсюда.
— Ничего, — улыбнулся Володя. — Нам маршировать не привыкать! Погоди, я машину отправлю.
Он сказал несколько слов водителю. Тот кивнул, развернулся, стреляя синим вонючим дымом, и покатил в сторону Светлого.
— В восемнадцать ноль-ноль он должен нас забрать, — сообщил мне Володя, морща вздёрнутый нос.
Затем полез в карман гимнастёрки и достал пачку «Примы». Протянул мне.
— Закуривай!
Я покачал головой.
— Не курю.
Володя чиркнул спичкой.
— И что, ты каждое утро будешь приходить сюда из Черёмуховки? — спросил он. — Сколько тут?
— Двенадцать километров, — ответил я.
— Ничего себе! Да вечером столько же обратно. Так скоро ног не потянешь.
— А что делать? Здесь собаки, их кормить надо.
— Так перебирайся сюда, — разумно предложил Володя. — Вот же дом есть.
— Скоро переберусь, — вздохнул я. — А пока не могу.
— Девушка, да? — понимающе спросил сержант.
И решительно затушил сигарету.
— Ладно! Выручим тебя. Организуй сюда крупу, и что там ещё надо. А собак я возьму на себя. Будут накормлены, напоены и в чистоте. Раз в три дня выбирайся — мало ли, с материалами какая заковыка выйдет.
— Спасибо! — обрадовался я.
— А что нам? — улыбнулся Володя. — Служба — она и есть служба. Ты давай, показывай — где стройка-то?
Идя друг за другом, мы шагали по тропинке, которая вилась вдоль берега озера. Солдаты смеялись и перешучивались. Вдруг за их весёлыми голосами я различил тревожный птичий крик.
Ещё несколько шагов, и мы вышли на поляну. Посередине вяло дымился прогоревший костёр. Возле костра сладко спал светловолосый детина, лет двадцати пяти в одной клетчатой рубашке. Лицо его было перемазано сажей.
Рядом, завернувшись в брезентовый плащ, похрапывал лысоватый мужчина средних лет. Возле него валялась пустая канистра. Я поднял её, понюхал и брезгливо поморщился. Что за дрянь они пили?