Египетские вечера
Шрифт:
— В принципе, да. — Я взяла протянутые мне цветы. — Все-таки не очень хорошо получилось. Вы заплатили за ремонт, и я чувствую себя в долгу. А я очень не люблю подобные ситуации.
— Думаю, у вас будет возможность вернуть мне должок.
— Только, Олег, не надейтесь, что я поддамся на ваши чары. Вы мне нравитесь, конечно, но не более того. Я женщина, вообще, самостоятельная. И не собираюсь меняться.
— Не торопитесь со скоропалительными решениями. К примеру, я никогда так не делаю. И вам не советую. Не зарекайтесь.
Быстряков улыбнулся,
«Неужели он поедет на общественном транспорте?» — не могла такого представить я.
Однако долго мучиться вопросом о выбранном Быстряковым способе передвижения по городу я не стала. Села в «девятку» и поехала домой. Как все-таки приятно сидеть в салоне своего родного автомобиля! И как люди вообще без машины обходятся? Непонятно. Я на такие подвиги не способна.
Я расслабилась. Так приятно было ехать. Ласковый ветерок задувал в окошко. Жара спала. Все мои мысли в данный момент были только о кусочке хлеба. Даже в желудке заурчало.
А перед поворотом желудок у меня и вовсе свело — машина никак не хотела тормозить. Я подумала сначала, что сама что-то не то делаю, но «девятка» все равно неслась вперед как угорелая и не слушалась меня. Ногой я что есть мочи давила на педаль, заодно всем корпусом подавшись вперед. Результат тот же.
Все произошло очень быстро. Это только мыслей много. На невесть откуда взявшейся кочке машину подкинуло, руль увернулся в сторону, и я на скорости съехала в кювет. Резкая боль и темнота.
Я еще глаза открыть не успела, как услышала противную сигнализацию. Затем она смолкла. Я разлепила веки и увидела прямо перед собой перевернутое все. Ну, кроме того, что находилось в машине. По перевернутой земле ко мне бежали перевернутые люди. Деревья и трава росли не как положено. Я, кажется, даже улыбнулась такому вот смешному случаю. Хотя это могло мне показаться.
В следующий раз я открыла глаза уже в больнице. Сначала никак не могла понять, где нахожусь. Но такие потолки и стены ни с чем не спутаешь. Да и запах соответственный. Тут же в палате возникла милая немолодая женщина в белом халате и колпаке.
— Я же говорила всем, что на вас пахать можно, — улыбнулась она мне и подмигнула. — Вот вы и в себя уже пришли.
— Что со мной? — наверное, этот идиотский вопрос задают все, кто после аварии оказывается в таком учреждении.
— Вы съехали с дороги и несколько раз перевернулись. Но, к счастью, остались живы.
— Отлично, — каждое слово отдавалось в голове резкой, острой болью. — А машина?
— А что машина?
— С ней что? Она совсем разбилась?
— Странная вы особа. А как вы сами считаете?
— Скорее всего, да.
— Вот-вот… Впрочем, машинами мы не занимаемся, но, судя по тому, что рассказал человек, который вас привез, она пострадала гораздо больше, чем вы. Но ничего. Все будет хорошо. А сейчас вам надо поспать. Я сделаю вам укольчик. — Женщина набирала в шприц какое-то лекарство.
— Нет. Не надо уколов. — Я хотела
— Вы боитесь? — Медсестра подняла брови.
— Мне надо кое с кем поговорить. Очень срочно.
— Ничего срочнее здоровья не бывает. Все потерпит до утра, по крайней мере. Так что даже не просите.
— Но…
Я не успела ничего больше сказать. Женщина ловко сделала укольчик, и все поплыло у меня перед глазами.
Голова болела невыносимо. Кроме того, слегка тошнило и жутко хотелось пить. В палате никого не было. Значит, я не в таком уж плохом состоянии, раз меня оставили здесь одну, причем даже приборов подключенных не наблюдалось. Повезло.
Впрочем, по-другому быть не могло. У меня просто в крови сидит уверенность, что со мной никогда ничего плохого не случится. Ведь говорят: кто чего боится, то с тем и случится. В силу специфики моей работы со мной может произойти что угодно. Опасности подстерегают, можно сказать, на каждом шагу. Но я знаю, что мне повезет. Иначе, наверное, и нельзя. Иначе я не смогла бы работать. Вот и сейчас эта уверенность помогла мне привстать на локте.
Я хорошенько осмотрелась. Приятного тем не менее все равно мало. У меня дел невпроворот, а тут авария.
Стоп. А почему отказали тормоза? Ведь ничего такого не должно было быть. Машина только что из ремонта, а на всех станциях обычно все проверяют, всегда ищут хоть какие-нибудь поломки, чтобы денег содрать побольше. Значит…
Противная мысль засвербила в голове. Неужели это Быстряков устроил мне такое? Нет, не может быть! Зачем ему? Может, все же тормоза сами по себе сломались? Надо Олегу позвонить, спросить, он лично забирал машину или там отирался кто еще…
— О, Татьяна уже бодрствует!
Я повернулась и увидела молодого мужчину. «Доктор, скорее всего», — решила я, осмотрев его статную фигуру в темно-зеленой пижаме.
— Скажите, меня скоро выпишут? — спросила я первым делом и, почему-то совершенно обессилев, плюхнулась на подушку.
— Как вы себя чувствуете? — проигнорировав мой вопрос, задал он свой.
— Вполне сносно. Что у меня? Ничего серьезного, правда, доктор?
— Абсолютно ничего. Небольшое сотрясение мозга, перелом двух ребер, многочисленные ушибы, ссадины. Ничего серьезного. Пустяки. Но с месячишко в больнице проваляетесь.
— Я не могу, — рассердилась я.
— Я вам помогу, — от всей души улыбнулся тот.
В другой раз его улыбочка показалась бы мне очень даже милой, но в данный момент я просто озверела.
— А ну, мать вашу, выписывайте меня побыстрее! Я в милицию жаловаться буду. Вы не понимаете, у меня срочное дело, я не могу тут отлеживаться. И ничего у меня не болит. Ну совершенно ничего!
— Это говорит только о том, что вам вкололи отличное обезболивающее. И если вы будете продолжать так орать, что в вашем положении крайне нежелательно, то вас придется еще и усыпить, — спокойно и рассудительно сказал доктор и записал что-то в своем журнале.