Его Чужая Ведьма
Шрифт:
— Чтоб тебе икалось, любимый Томас, — ругалась на брата Гвендалин, поднимаясь с земли.
И в этот самый момент яркая вспышка осветила темное пространство. Овальное кольцо портала возникло из ниоткуда на границе леса и скал.
— Что это такое? — в удивлении замерла девушка и уставилась на сияющий проход.
Из портального кольца появился какой-то человек, его тело и лицо были скрыты походным плащом, в руках он удерживал фиал с непонятным булькающим содержимым.
— Ты кто такой? — не стала скрываться Гвендалин, смело заявив о себе.
—
С лица Гвендалин показалась ему невероятно красивой… и высокой. Таких, как она, в их стране никогда не было.
Девушка в свете огней рассмотрела лишь густую бороду, торчащую из-под капюшона, и сверкающие, как сланец, глазищи.
— Отвечай! — требовательно проговорила девушка, поставив руки в бока. — Я, Гвендалин Гринвальди, не пропущу тебя, если ты немедленно не представишься.
Как она собиралась оказать незнакомцу сопротивление, было ведомо одной ей. Но страха девушка старалась не показывать.
— Гимбл Пок, — холодно представился незнакомец, а затем он скинул капюшон с головы. — А ты пойдешь со мной, дева…
— Гном! — вскрикнула девушка, но это было последним, что она смогла сделать.
Гимбл откупорил фиал и плеснул в лицо Гвендалин его содержимое.
Фиолетовое свечение заволокло весь обзор, а затем девушка почувствовала легкую слабость и головокружение.
— Гвендалин, я, Гимбл Пок, заклинаю твою волю и подчиняю доброе сердце. Сегодня ты разделишь эту звездную ночь и ложе со мной. По праву старшего в доме Поков, хранителя Чертога Йонеджи.
И девушка пошла за ним, не сопротивляясь.
Гном держал красавицу за руку и вел туда, где заканчивался лес и начинались скалы. Затем чужак пробормотал заклинание и раскрыл новое портальное кольцо. Гвендалин, не оглядываясь, вошла в сияющее пространство.
Гном последовал за своей находкой, а когда портальное кольцо закрывалось, высунул пухлую руку и пышущим порошком стер любые следы своего присутствия.
***
Томас Гринвальди не находил себе места уже шесть месяцев. Сестра как сквозь землю провалилась. Нигде девушку найти не могли. А вместе с ее пропажей и рухнуло все то последнее, что удерживало их семью от гибели и краха.
Сначала Томас ударился во все тяжкие: пост свой забросил, настойками увлекся, по женщинам круговерть устроил. Градоправитель на него за это совсем осерчал и с должности своего помощника сместил.
Но Гринвальди было все равно. В деньгах мужчина не нуждался, а город… Да кто-нибудь другой справится, раз он не смог…
Да и люди народ странный: сначала страдают, потом легенды складывают. Так и местные строго-настрого запретили девицам по лесам шастать — беглый тролль, гляди того, унесет, закопает живьем и съест. Нет, сначала съест, а потом косточки закопает в Зачарованном лесу.
Вот и пугали такими страшилками девочек с малого детства.
— Рюмер! Господин хороший прибыл, да совсем не в подобающем виде. Где только и
Но старому слуге было не важно, в каком виде, главное — прибыл, главное — молодой хозяин ляжет в собственную постель и будет почивать себе в родных стенах. Под его приглядом. А уж Рюмер на этот раз не оплошает. Даже в колдовской лавке мужчина снадобье защитное прикупил.
А другого и не нужно.
За другое Рюмер чувствовал перед всеми вину свою. Не доглядел молодую хозяйку, упустил девушку — она взяла и пропала, насовсем пропала.
А хозяин занемог. Первую неделю ничего и слышать не хотел про отдых, все поиски устраивал в надежде на спасение своей сестренки Гвендалин. А госпожа не вернулась, ее словно и не было никогда в Величавце. Раз — и исчезла. Ни ведьмы, ни городская стража не справились с этими изнуряющими поисками, а Рюмер на себя за все вину принял и даже предлагал хлыстом за содеянное себя наказать. Так прям и требовал. Вложил хлыст в руки хозяина и попросил привести наказание в исполнение.
Томас хлыст бросил, а сам в кабинете заперся и не выходил из него три дня. Горе свое оплакивал да сестру проклинал за непослушание и недоверие. Ведь предупреждал он ее, дуреху, об опасностях.
День ко дню прибавлялся, а девушка все никак не объявлялась. Никому и дела уже не было до семейства Гринвальди. Был человек и не стало. А жизнь-то идет, некогда оплакивать ушедших…
Только Томас все никак места себе не находил, а еще тяжело ему далось наступление зимы, холодной и немой. Снег землю в лесу укрыл. Считай, схоронил все следы последние. А Гринвальди очень надеялся, может, на белом покрове что проявится. Но все было тщетно. Ничего смена сезона не изменила, только усугубила тоску по родной душе. Вот и праздники подступали, приближалось начало нового календарного года. Первый Новый год без его любимой хохотушки Гвенди, как же жить без нее окаянной?
Праздничный стол накрывать не стали. Рюмер поставил на каминную полку семь новогодних свечей и ушел к себе спать. А хозяин из светлой памяти к сестре решил все-таки зажечь эти свечи, а на седьмой загадать желание.
И как только огонек на фитиле седьмой свечи воспылал, пролетел эхом стук в дверь по опустевшему дому.
Томас прислушался. Снова стук.
— Рюмер, — прокричал хозяин, подзывая своего слугу.
А тот только собирался уже ложиться в постель, да не успел, быстро сунул босые ступни в домашние тапки и прибежал в чем был. Так они и стояли оба, посматривая на дверь, не решаясь ее открыть.
Тихий плач привлек их внимание и побудил все-таки отпереть дверь.
На ступеньках крыльца стояла корзинка, небольшая, но довольно вместительная, а в ней… под теплым одеялом находились дети. Крохотные и плачущие. А сбоку на красном поясе (до боли в ребрах знакомом) к корзинке была привязана записка:
«Милый братец, прости, что не послушала тебя и сбежала. Это твои племянники. Воспитай их как сможешь. С любовью, Гвендалин».
И больше ни строчки…