Его единственная любовь
Шрифт:
– А ты подарил мне вереск, – сказала она тихо. В ее голосе дрожали слезы.
– Я подарил бы тебе целую страну, будь это в моих силах, – сказал он. – Все эти долгие годы я помнил о тебе и ждал нашей встречи.
Он замолчал, наклонился и поцеловал ее в губы, мокрые от слез.
– Лейтис! – пробормотал он, не отрываясь от ее губ.
И ее имя в его устах прозвучало как чудо и утешение. Обвив руками его шею, она поднялась на цыпочки, чтобы вернуть ему поцелуй, и, очарованная его нежностью, позволила ему продолжать целовать ее, пока их поцелуи
– Я и не знала, что поцелуи могут быть такими, – сказала она спустя какое-то время.
– И чем же мои поцелуи отличаются от других? – спросил он с необидной насмешкой, поддразнивая ее. Потом наклонился и снова легко коснулся губами ее губ. Это был поцелуй, нежный, как прикосновение крыльев бабочки.
– У меня в груди словно порхают птицы, – пробормотала Лейтис.
Он поцеловал ее еще крепче, ее губы раскрылись, и он почувствовал ее вздох.
– У меня такое ощущение, будто кровь закипела, – призналась она.
Она сознавала эгоистичность своего желания, но хотела, чтобы он ее любил. И в то же время понимала, что любовь – опасное чувство. Она знала, что любовь причиняет невидимые раны, рвет сердце на части, змеей обвивается вокруг беззащитного сердца и душит его печалью и горечью. Она не могла позволить себе снова испытать такое страдание. Любить для нее означало терять.
– Ты меня хочешь? – спросила она. Она не могла выразить свои чувства словами и предложила себя ему.
– Нет, – ответил он вопреки ее ожиданиям. Изумленная его отказом, она только молча смотрела на него.
– Почему?
– Потому что у тебя может быть ребенок, Лейтис, – сказал он нежно.
Она хотела ему возразить, попросить его быть осторожным, но в то же время не могла не оценить того, что он хотел защитить ее. Хемиш, напротив, сделал все, чтобы она стала уязвимой для англичан, готов был принести ее в жертву своей ненависти.
– Пожалуйста! – попросила она.
Он положил руки ей на плечи и привлек поближе к себе. Его теплое дыхание касалось ее щеки.
– Это мое величайшее желание, Лейтис, но я не хочу навлечь на тебя опасность.
Он чувствовал трепет ее тела под своими руками, и внезапно его потрясла ее отвага. Ее высказывание о жеребцах и кобылах во время их первой встречи в комнате лэрда достаточно убедительно свидетельствовало о том, какого она мнения о физической любви. Должно быть, ее первый любовный опыт ее разочаровал. И все же она была готова предложить себя ему.
Но он не хотел привязывать ее к себе из-за зачатого ею ребенка.
Он медленно отступил назад, глядя в отверстие пещеры Алек чувствовал, что она стоит сзади, обуреваемая беспорядочными мыслями.
– Не могу, – сказал он, гадая, понимает ли она, что отказать ей дня него неимоверно трудно.
Он хотел, чтобы она знала: соитие возможно только при наличии нежности и страсти. Он хотел, чтобы она рыдала от счастья в его объятиях. Но больше всего он не желал ей навредить.
– Пожалуйста! – повторила она.
– Это неразумно, Лейтис, – уговаривал
– Мы и до сих пор вели себя неразумно, – возразила она.
– Но до сих пор наши действия не грозили тебе опасностью забеременеть, – попытался он ее убедить.
– Не грозили, – ответила она, отстраняясь. – Но разве у тебя не бывало так, что ты сожалел о том, чего не сделал, Йен? У меня так было. Я жалею, что никогда не говорила братьям, что люблю их, о том, что лишний раз не обняла отца. Я жалею, что не была добрее к друзьям, которых теперь потеряла. Моими бесплодными сожалениями можно было бы заполнить всю эту пещеру, Йен, но я не буду жалеть о том, что произойдет между нами.
Она сделала несколько шагов и оказалась с ним лицом к лицу.
– Ляг со мной, Йен!
– Я не святой, Лейтис, – ответил он с печальным юмором. Чувство чести потонуло в желании.
– Пожалуйста, – произнесла она в третий раз и коснулась рукой его груди. Ему показалось, что ее пальцы прожгли его насквозь, оставляя отпечатки на коже.
Он медленно снял перчатки, давая ей время передумать. Потом потянулся к ней и провел рукой по ее корсажу от груди и до талии. Разум твердил ему, что он должен сдерживать себя, но пальцы уже торопливо распускали шнуровку ее корсажа. Ему отчаянно, почти непереносимо хотелось ее коснуться, подержать на ладони ее грудь, прижаться губами к ее соскам. Она могла бы изгнать из его мыслей воспоминания о битвах, покончить с его бесконечно повторяющимися снами. Она могла затмить их, заменив видениями своего прекрасного обнаженного тела. И все звало их к этому мгновению.
Он распустил шнуровку ее корсажа и спустил ее нижнюю сорочку до талии. Он услышал ее судорожный вздох, когда коснулся рукой ложбинки на ее груди.
Его пальцы, жадные и нетерпеливые, гладили ее нежную кожу, наслаждаясь ее теплотой и шелковистостью. Ее грудь тяжело легла в его ладони. Она изумленно вскрикнула, когда он нежно погладил ее соски. Она была невинна и неопытна, хотя и претендовала на опыт. Она ничего не знала об изощренных ласках, о страсти, способной на нежность, об исступленном сладострастии. И его ничуть не удивляло то, что он испытывал к Лейтис и то и другое. Он наклонился и поцеловал ее в шею так осторожно и бережно, как никого прежде.
Они дышали в одном ритме, и даже его сердце билось в унисон с ее сердцем. Он нежно касался ее кожи кончиком языка. Он привлек ее к себе, понимая, что одного прикосновения, одной ласки недостаточно. Он хотел любить ее до тех пор, пока воспоминания о другом мужчине полностью не изгладятся из ее памяти.
Очень осторожно и бережно он освободил ее от корсажа и осыпал поцелуями ее обнаженную грудь. Он спустил рукава ее платья до запястий и почувствовал, что ее руки крепко сжаты в кулаки.
Это было еще одним доказательством ее неопытности и невинности, и это вызвало его гнев. Мужчина, которого она любила, просто воспользовался ею, оставив только воспоминания о боли, вместо того чтобы оставить память о наслаждении.