Его единственная любовь

Рэнни Карен

Она быстро направилась к центру деревни – месту сбора ее жителей. Майор Седжуик сидел верхом на лошади в окружении верховых офицеров. Он был одет, как обычно, в красный мундир, в котором казался почти квадратным. Отвороты мундира были подколоты булавками. На нем были синие бриджи, сапоги и пояс из буйволовой кожи. Его золотистые волосы были собраны на затылке в косичку. Последние отблески солнца освещали его, пробиваясь сквозь темные клубящиеся облака.

Она подняла руку и крепче затянула на себе шаль, стараясь не поддаться

яростному ветру и ощущая внутри холод, вызванный вовсе не погодой. Она посмотрела Седжуику прямо в глаза, когда его взгляд остановился на ней.

– Что они делают, Лейтис? – спросила подошедшая сзади Дора.

Лицо пожилой женщины было напряженным и взволнованным.

Лейтис только неопределенно покачала головой.

– Что еще они могут сделать? – спросил Ангус, тяжело опираясь на палку и хмуро глядя на английских солдат.

Майор напоминал крысу своим узким лицом и острыми зубами. А приказы он выполнял с величайшим пылом. Ну, к примеру, следует научиться у англичан побеждать – заставь людей голодать, и у них пропадет желание бунтовать. Сначала они будут хоронить стариков, потом детей и очень скоро покорятся без всяких условий.

Она опустила глаза и уставилась на землю под ногами, желая только одного – чтобы он перестал смотреть на нее. Она старалась своим поведением не привлекать внимания англичан. Все женщины клана знали, как опасно оказаться в одиночку против сотни солдат в форту Уильям.

– Один из вас снова нарушил приказ о разоружении, – объявил майор.

Ответом ему было молчание, и он многозначительно улыбнулся.

– Где ваш музыкант, тот, что играет на волынке?

Хемиш уже не в первый раз прогневал англичан. И Лей-тис опасалась, что не в последний. Но ни один человек не уличил его, ни один не предал. Хотя все знали, чего это может им стоить, они оставались немы.

Майор спешился и остановился, глядя на них, с перекошенным от гнева лицом.

– Вам нечего сказать? – спросил он, подходя к Ангусу. – Если бы я пообещал тебе сытный обед и пинту пива, старик, ты заговорил бы?

– Я старый человек, майор, – прохрипел Ангус. – Мой слух куда хуже вашего. Я ничего не слышал.

Седжуик несколько минут изучал лицо старика, потом двинулся дальше и остановился возле Мэри. Она баюкала на руках дитя, родившееся уже после гибели мужа.

– А вы, мадам?

Мэри покачала головой, потом прижалась щекой к покрытой младенческим пушком головке Робби.

– Я была занята своим ребенком, – ответила она тихо. – Я ничего не слышала.

Седжуик шел сквозь толпу собравшихся, и его лицо становилось все более и более грозным, потому что ни один из них не проронил ни слова о Хемише.

Глаза Лейтис все еще были опушены, и, когда он приблизился к ней, она увидела прежде всего его сапоги.

– А как насчет вас? Вы тоже были заняты своими делами? – спросил он тихо.

Она ничего не ответила, но покачала головой,

мечтая только, чтобы он ушел и оставил ее в покое.

– Где этот волынщик? – Седжуик обернулся и обратился к клану.

Никто не ответил.

– Принесите мне факел, – сказал майор.

Один из солдат поспешил выполнить его приказ и вернулся с длинным пучком соломы, оторванным от кровли и скрученным в жгут. Седжуик подождал, пока его не запалили, потом схватил факел и поднял вверх.

– Какова цена вашей верности? – спросил он их. – Ваши дома? Ваши жизни? Сейчас мы посмотрим!

Он приблизился к ближайшему дому и поднес факел к низкой кровле. Она немедленно запылала. Ветер надвигающейся бури раздувал огонь.

К счастью, этот дом был нежилым. Его владельцы умерли прошлым летом.

Седжуик двинулся к соседнему дому. Лейтис молча смотрела, как горит ее жилище.

Ее мысли нельзя было прочесть, и, пока она не высказывала их вслух, ее нельзя было за них наказать. Она смотрела в землю, не в силах видеть, как огонь пожирает ее дом. И в эту минуту ее ненависть к англичанам, ко всем англичанам, была такой сильной, что грозила ее задушить. Но ее гнев не помог бы Хемишу и не остановил бы Седжуика.

Майор проследовал к следующему строению и с удовлетворением наблюдал, как вспыхнула его крыша. Все понимали: он не остановится, пока не спалит всю деревню.

Мало того, что Лейтис потеряла всех, кого любила. Но теперь и ее воспоминания, и то, с чем они были связаны, должны исчезнуть навсегда: глиняные горшки с синим узором, которые так любила ее мать, плед, хранившийся под матрасом, ткацкий стан – сидя за ним, она коротала долгие дни...

Ее гнев был под стать черным грозовым облакам, теперь скрывшим последний кусочек голубого неба и погрузившим день во тьму.

– Скажите мне, где он, – снова обратился к Лейтис майор Седжуик.

– Вы, англичане, не успокоитесь, пока не истребите последнего скотта в Шотландии. Верно? – не выдержала она. Лейтис вдруг почувствовала усталость от этой бесконечной покорности, не сулившей ничего, кроме новых и новых издевательств и жестокости. – Неужели мы так медленно вымираем?

Майор ударил ее так сильно, что она упала на колени. Он стоял над ней, ожидая, пока она поднимется на ноги, несомненно, чтобы ударить снова.

– Я избавлю это место от гадов! – процедил он сквозь зубы. – Возможно, ты будешь первой!

Ему в ответ сверкнула молния, внезапно пронзившая тучу и, казалось, доставшая до земли. Всполох был столь ярким, что на мгновение ослепил ее. Секундой позже прогремел гром, и он был столь ужасен, что вполне мог сойти за голос Бога.

Лейтис протерла глаза, потом быстро заморгала, чтобы восстановить зрение. В воздухе пахло гарью, будто земля разверзлась, и при вспышке молнии она увидела существо, как ей показалось, извергнутое сатаной из земной толщи.