Его галстуки
Шрифт:
Женщина открыла коробку. На дне коробки покоилось нечто безупречно розовое, как утренняя заря в безоблачную погоду. А по розовому фону шли сплошь восклицательные знаки. Но не черные, нет. Они были золотые! Разумеется, на галстуке не может быть чистого золота; восклицательные знаки были из мишуры, но из золотой мишуры…
Мне подумалось, что обладатель такого галстука мог не открывать рта, не высказывать своих мыслей. За него
– Он не снимал его даже в бане, – тихо и как-то совестливо произнесла женщина. – Он опасался, что в раздетом виде ничто в нем не будет напоминать восклицательный знак.
– Ну, а потом чем он заменил этот галстук? – спросила я.
– Потом было много. Он примерял перед зеркалом то строго-серый, то красный, то зеленый, ярко выраженного светофорного цвета; вдруг начал носить галстук, затканный колосьями. Но однажды он пришел в галстуке черном, как сажа…
– У него кто-нибудь скончался? – соболезнующе спросила я.
Женщина покачала головой.
– Я потом вам все объясню. А сейчас посмотрите на этот черный галстук. Он от него уже отказался. Но опять-таки бережет на всякий случай.
Это был очень страшный галстук. Беспросветно черный, длинный, как библейский змей. А в качестве рисунка на нем кое-где были изображены шпильки, колючки и еще целый ряд всяких мелких пакостей, вплоть до помойного ведра с торчащими из него отбросами.
– Как странно! – воскликнула я. – Зачем же он выставлял напоказ и вынашивал на груди то, что люди обычно держат в чулане, как не характерное и не главное для их жилища? Но вы говорите, что он уже больше не носит этот галстук? Чем же он его заменил, каков стал его вкус теперь?
Женщина сказала:
– Я, как жена, хочу заступиться. Если его и можно осуждать, так только за то, что у него никогда не было и нет собственного вкуса, своего любимого цвета. Зато у него есть приятель. Чрезвычайно авторитетный. Нет, не думайте, что он находится где-нибудь уж очень высоко и что ему с высоты многое видно. Ничего подобного. Он видит вокруг все то же самое и с той же самой плоскости, что и всякий другой обыкновенный человек. Но у него каждое явление, каждый факт, даже каждая газетная статья как-то по особому преломляются в мозгу и окрашиваются одному ему ведомым способом. И вот он уже нашептывает направо и налево: «Слыхали, какой цвет нынче в моде? Только зеленый,
– И ваш стал носить?
– Немедленно. Да еще с какой готовностью. Но последнее время его приятель приутих и как будто сам в неуверенности. «С одной стороны, говорит, кажется, поощряются розовые тона, но с другой стороны, не выходят из моды и зеленые… Можно, дескать, употреблять и черные штрихи, но ни в коем случае не следует заштриховывать ими сахар, снег и солнце… А вообще, – говорит он мужу, – если у тебя есть фуфайка, то некоторое время походи в фуфайке, без галстука. А я тебе моментально сообщу, как только разнюхаю, какой цвет самый модный…»
Женщина вздохнула.
– И вот все ходят: люди как люди, а мой…
– Пока в фуфайке, без галстука? И не имеет ни собственного вкуса, ни своего любимого цвета? А скажите пожалуйста…
Я хотела спросить, какую должность на земле занимает ваш супруг, но тотчас же подумала: «Зачем мне это? Если я попробую рассказать про его галстуки и назову его, предположим… Да нет, даже и предполагать не стану! Потому что, как бы я его ни назвала – архитектором, художником, редактором, писателем, ученым или инженером, – на меня со всех сторон закричали бы ученые, инженеры, художники: «Неправда! Нету среди нас таких… галстуконосцев! И мы не имеем привычки походя менять наши вкусы, взгляды и убеждения! И нет ни у кого такой дрянной коллекции!»
Конечно, нет. Это вне всякого сомнения. Но одну такую коллекцию я все же видела своими глазами, и мне захотелось о ней рассказать, как о явлении, сами понимаете, уникальном.