Его истинная. Наследие
Шрифт:
– Спасибо! – отстранилась, заглядывая мне в глаза. – Курить и кофе? Или курить и коньяк?
– Курить, кофе и коньяк, – покаянно свесила голову, шмыгнув носом. – Я Горынычу только вечером нужна.
Повела задумчиво плечами – метка, заживая, саднила. Но стоило подумать о Глебе, кошка внутри заурчала. «Ах вот как с тобой, паршивка, надо? Силу только понимаем? А утром, казалось, хотела дать деру!» Но разговор с собой был бесполезен. Я понимала, что кошка не различает «очередное приключение» и «долговременное предложение руки и сердца». И болезненной метки. А я
– Ничего не слышала о встрече, которую Зул панирует вечером?
Он мне, конечно, расскажет все, но в своей манере, отсекая детали и ненужные подробности. А мне хотелось полноты картины, за которой я, в том числе, и обращалась к Елке.
– Алис, у нас пол-института стоит на ушах. – Она занялась заправкой кофе-машины. – Зул планирует открывать филиал департамента в Швейцарии, и делегация как раз оттуда, но, – она сделала многозначительную паузу, – переговоры, очевидно, жесткие. Они три дня просидели в его кабинете, и сегодня, наконец, вроде бы как состоится дружеский ужин. Но все равно мы все в боевой стойке.
Зачем тогда он вызвал меня? Просто познакомить с будущими партнерами? Свинтить в Швейцарию сейчас было бы очень кстати. Мои глаза, наверное, в этот момент натурально загорелись.
– А кто в этой делегации? Спасибо, – взяла чашку из рук подруги.
– Я не знаю, – Елка закурила, – но слухи жуткие…
– Звери?
– Зул сказал? – она выдохнула облако дыма и нахмурилась.
– Угу, – насторожилась я, подаваясь вперед. – Наверное, поэтому и вызвал в срочном порядке.
– Не все они звери, но, кажется, даже одного достаточно, – Елка нахмурилась. – Наших институтских оборотней так придавило от его присутствия в первый день, что Зул им всем отгулы выдал.
Я округлила глаза, начиная нервничать. Мне был знаком только один зверь, который мог так действовать на сородичей – отец, Высший Правящий. Но подобное подавление можно контролировать. Если наших сотрудников-зверей так проняло, значит, этот зверь из делегации либо нарочно пренебрег контролем, что я тоже не исключаю – не все толерантно воспринимали оборотней, работающих с ведами, либо там силы столько, что даже ее отголоски так действуют.
– Короче, Алис, сегодня на ужин тебя одеваю я, – тяжело вздохнула Елка, а я фыркнула и закатила глаза. – Будешь очаровывать швейцарского зверя. Хотя я бы на месте Зула тебя наоборот подальше запрятала!
– Хоть бы глазком взглянуть, – закусила губу, – может, там намордник и поводок только помогут?
– Ну, может, он и любитель горячих игр, – подмигнула подруга.
Мы обе прыснули.
– Что у тебя, кстати, с твоим… владельцем клубов?
Теперь уже с удовольствием затянулась я:
– Сложно.
– У вас – зверей не бывает просто, – в тоне подруги не было сарказма, она искренне сочувствовала, хотя я не рассказывала ей и половины. Про Амира она не знала.
– Это просто мне так везет, – глоток горького кофе с коньяком стал идеальным дуэтом этому утверждению.
Мы помолчали немного.
– Меня, что ли, познакомь с каким-нибудь зверем, – улыбнулась Елка, подмигивая.
– Скучно живешь? –
– Ну а что? Западают они на людей?
– Западают… – Отец так запал на маму, что уже никого больше не видел. Но это, скорее, исключение. И проклятье. Без этих двух факторов счастливого конца у их истории не было бы. – Но только поразвлечься, Лен, поэтому даже не думай.
Елка картинно вздохнула.
– А тут у нас как, все тихо? – сдержать напряжение в голосе не вышло, но она не придала значения:
– Все ровно! – отмахнулась, погруженная в свои мысли.
– Отчеты переслать?
– Перешли, конечно, – кивнула, радуясь тому, что нашла обоснование своему приезду на работу.
К Магистру в кабинет я решила не ходить – устроилась в уютном кресле тут же у Елки и углубилась в планшет.
За состоянием оболочки на вверенной нам территории следит Институт. Граница – наше все. Психическая пленка мира, отделяющая от того, что скрыто за ней, тонкая, чувствительная, словно пузырь, внутри которого существовал плод – человеческая цивилизация. Как и организм, она как-то влияет на существование особых людей – ведов, которые понимают ее требования и законы, знают, как помочь в случае разрывов. Веды разные, но все изучают и поддерживают жизнь этого мира. Любой ценой.
Иногда Зул терял своих людей, и это было неизбежно. И мне приходилось видеть и чувствовать его боль утраты. Поэтому, когда выяснилось, что я могу возвращать…
… моя жизнь изменилась безвозвратно.
Пройти туда – само по себе чудо, а вытащить обратно того, кто ушел не по своей воле – восьмое чудо света. При том, что первые семь – совсем не те, что признаны у людей.
Зул никому не говорил обо мне, иначе сложно представить, чем бы это кончилось. Он был уверен – подобные мне веды существуют, но о них также благоразумно молчат другие мировые Институты. И берег, как зеницу ока, хотя периодами у них случались стычки с отцом, а это папа меня еще не видел после «ходки» – забрал бы без разговоров!
Я вздохнула и активировала голограммы состояния структуры оболочки. Над кухонным столиком вспорхнул и засветился макет шарика, а под ним отобразились показатели и аналитика их динамики. Шарик уже давно не был ровным и круглым. Были в мире места, где пленки уже не существовало, и граница совпадала с уровнем земли. Иногда приходилось идти на крайние меры, потому что заделать бреши такой величины невозможно – эпицентры войн и массовых трагедий. В такие места мы не совались – для нас оно как бескислородное пространство.
Я заварила еще кофе и, глянув на часы, вернулась к отчетам.
На вверенной территории все было относительно ровно: тридцать разрывов разной степени силы за неделю, почти все – убийства. Не самый плохой показатель.
Изучение сводок и прогнозов меня успокаивало, как невротика успокаивает контроль. И, видимо, не только меня.
– Алиса, ты в Институте?
– Да, Зул Вальдемарович.
– Дуй домой! Отдыхать и собираться! – беззлобно напомнил босс.
– Хорошо…
– Максим Валерьевич внизу, бегом давай!