Его любимая девочка
Шрифт:
— Пусти! — кричу ему. — Мне больно!
Но он лишь сильнее сжимает моё запястье, норовя раздавить его и сломать.
Вдруг перед нами вырос Константин — одетый только в халат. Маска на его лице сейчас отсутствовала. И я в полной мере рассмотрела его лицо — порочное, хитрое и в данный момент, злое.
— Елена попросила тебя, отпустить её, — сказал блондин. — Отпусти её, Артур и уходи. Елена останется тут, пока ты не придёшь в себя.
Что?!
Я похолодела от ужаса.
Нет, нет и
Блондин вдруг подошёл ко мне, взял за руку и потянул к себе.
Отдёрнула свою руку и прижалась к Артуру.
— Не оставляй меня здесь, — взмолилась я.
Артур смотрел на Константина в упор, выражение его лица обещало блондину смерть, словно он собирался тотчас накинуться на него и зубами вырвать его глотку.
— Никогда не смей трогать мою женщину.
Артур сжал руки в кулаки.
— Иначе последствия для тебя и твоего клуба будут плачевными.
Константин лишь хмыкнул, развернулся и ушёл, скрывшись за поворотом.
— Ты должна понять и запомнить только одно, Лена. Ты — моя.
Елена
Едва мы оказались в машине, и я первая накинулась на него с обвинениями, позабыв о страхе перед ним самим.
— Ты говоришь о какой-то любви ко мне, но при этом сегодня поступил очень гадко, притащив в это омерзительное место и выставив напоказ! Ты, как и все те люди — больной и ненормальный! Я требую, чтобы ты вернул меня домой и оставил в покое!
Артур схватил меня за несчастные запястья и с силой потянул на себя, не заботясь о том, что причиняет мне боль.
— Я уже тебе сказал, Лена, что ты — моя! Моя навсегда! Пойми это и прими! — прорычал он злым и непоколебимым тоном.
И таким взглядом на меня посмотрел, что сердце моё ухнуло куда-то вниз…
В его чёрных, как ночь, глазах, плескалось откровенное безумие, смешанное с огромной любовью.
Чёрт… Он действительно любит меня…
Но что это за любовь такая?! Разве любовью называется, когда один человек причиняет боль и страдания другому?!
Да, Артур полон страсти и огня — об этом можно понять, едва взглянешь на него.
Он желает одарить меня своей любовью, но внушает только страх и дарит одно лишь мучение, удерживая в неволе и играя со мной, как с куклой.
Я смотрю в его лицо и вижу, какова будет моя жизнь с этим монстром. С этим больным тираном.
Он будет дарить мне ласки и нежность, а потом, будет отбирать их, заменяя грубостью и болью.
А затем снова скажет: «Люблю тебя, Лена. Ты — моя навсегда». И унесёт за собою ввысь, смеясь и продолжая говорить слова любви. Но затем, бросит меня с высоты — и я полечу камнем вниз.
Но я не заплачу — скрою слёзы, закрыв глаза.
Он их никогда не увидит на моих глазах.
И губы крепко сожму и не закричу от ужаса.
Потому
Не даст мне разбиться.
И за мой страх он мне будет платить своей больной любовью.
Он будет раз за разом проверять мою выносливость.
Ведь я его любимая игрушка.
До тех пор, пока я не выберусь на свободу.
Эти мысли пронеслись у меня в голове за долю секунды, и мне стало так тоскливо и плохо, что захотелось закричать, но я лишь негромко сказала:
— Я никогда не полюблю тебя, Артур. Никогда ты не заставишь меня улыбаться тебе искренне. Ты будешь брать моё тело и терзать его, как только тебе захочется, но мою душу не получишь никогда. Запомни. — И вдобавок вернула ему его же слова: — Пойми это и прими.
Произнеся это, я почувствовала, как поднимается во мне, разгоняя кровь, волна неведомого доселе неуправляемого бунта. И я дала себе слово, что всеми силами и любыми возможностями воспользуюсь, но выберусь из плена. Не сегодня, так завтра. Не завтра, значит послезавтра.
Я буду ждать.
Я буду терпеть.
Я выйду победителем.
И его извращённая любовь не сможет меня сломать.
Джанабаев усмехнулся и едким голосом произнёс:
— Ты сегодня нарушила данное тобой слово, Лена. Ты пообещала, что не станешь делать глупостей. Но ты всё равно посмела ослушаться меня…
— Я тебе не давала никакого слова, — сказал упрямо. — Я только сказала, что услышала и поняла тебя.
Он склонился к моему лицу, продолжая удерживать мои запястья в своём плену и зловеще прошептал:
— Хитрая какая. Но ты знала правила и ты их нарушила. И вместо того, чтобы просить, точнее, молить о прощении, смеешь дерзить мне.
Вздёрнула упрямо подбородок и сильнее сжала в гневе губы.
— Я понял, Лена, что твой ротик нужно вовремя затыкать, чтобы ты сама себе, своими же словами не навредила.
Я не выдержала и психанула.
— Да пошёл ты со свои…
Джанабаев не позволил мне закончить предложение, он грубо накрыл мои губы своими губами и его язык моментально с силой устремился внутрь.
Его поцелуй был настоящим сладким мучением. Артур умел целовать. Он умел и ласкать.
Уж я-то в этом убедилась сполна.
Он целовал грубо, жёстко — подавлял, завоёвывал, показывал мне и доказывал, что он владеет мной.
Это было похоже на разряды тока, которые проходят по моим венам, если бы я сунула мокрые пальцы в розетку.
Как наркоман, он сильнее притягивает меня к себе, и я ощущаю, как его эрекция вдавливается мне в живот.
Он отстранился и отпустил меня.
Я смогла свободно вздохнуть и тут же отодвинулась от мужчины подальше, насколько это было возможно в салоне автомобиля.