Его любимая девушка
Шрифт:
– Как?!
– У болвана случился инфаркт, когда они с инструктором спрыгнули с самолета! Мой Mercedes тут же испарился, шкафы опустели, а Кемаль пошел обедать с другой, втрескавшейся в него теткой! И тут же, как зеленые мухи на свежее мясо, налетели внуки, детишки, детишки детишек! Целое стадо! А я на этого старика угробила несколько месяцев своей жизни! Благо, что он мне хотя бы какие-то подарки оставил! Появилась его старшая дочь, которая ничего знать о нем не хотела, и стала требовать от меня немедленно съехать из его пентхауса! Представляете,
– Ты? – требовательно смотрит на нее бабушка.
– Потихоньку вынесла то, что могла. Правильнее сказать то, что останется незамеченным.
– Гортензия! – подскакивает бабушка на ноги. – Ты что, обчистила хату умершего старика?!
– Эта девка ничерта не смыслит в антиквариате! Она собиралась продать пентхаус и уехать в Европу, совершенно не подозревая, от каких драгоценностей избавляется!
– А ты у нас стала в этом разбираться!
– Представь себе, сестричка! Сейчас сюда едет ценный груз, общей стоимостью в несколько миллионов!
– Это ведь воровство!
– Черта с два! Ты даже представить себе не можешь, что я была вынуждена делать этому старикашке, чтобы до него, наконец, дошло, что я – та самая!
– Меня сейчас вырвет, – говорю я, не в силах избавиться от навязчивых образов голого старого мужика и моей юморной, но тоже голой тетушки.
– Ой, ну что вы смотрите на меня так, словно я лишилась благоразумия!
– Его у тебя отродясь не было.
– Зато мне есть, что рассказать детям и внукам, потому что я жила и живу на полную катушку и делаю только то, что доставит удовольствие мне!
– Кувыркаться со стариком – завидное удовольствие?
– Вы не поверите! – хохочет тетушка Гортензия. – Я ведь убедила его в том, что он настоящий половой гигант!
– ГОРА! – злится бабушка. – Здесь же Роза!
– Девочка ничего не слышит! Мы ложились в постель, – рассказывает она, – я накрывала его одеялом, а потом просто садилась све…
– Гортензия!
– Стоило мне немного покачать матрас, как старикашка моментально засыпал! – смеется она, не замечая наши обалдевшие лица. – На утро я хвалила его упорство, твердость, смекалку и…
– Доброе утро, – раздается знакомый, урчащий, волнующий всю меня голос. Всё во мне съеживается от злости, но в той же мере трепетно отзывается на ласкающий звук. – Приятного аппетита.
– Ох, Максим! – подскакивает мама. – Доброе утро! Прошу вас, присаживайтесь!
Бабушка подпрыгивает от радости и здоровается. Улыбка тетушки Гортензии свидетельствует о её одобрении. Поворачиваю голову к Максиму, который, как и всегда, хорош собой. Белая футболка, темные джинсы, дорогущие солнцезащитные очки… Впрочем, его улыбка стоит намного дороже.
– Привет, – здоровается он со мной.
– Привет, – стараюсь я улыбнуться.
Бабушка знакомит его со своей старшей сестрой и предупреждает, что та немного с придурью.
– Я тоже, – подмигивает он тетушке Гортензии и та моментально превращается в растаявший
– Так вы не останетесь с нами?
– Извините, Мелисса, но не сегодня. Обещаю, что в ближайшие дни обязательно составлю вам компанию.
– Мы будем ждать! – радуется тетушка Гортензия. – Любите шашлычок? Картошку на костре?
– Обожаю.
Радости у всех полные штаны. Мне так жаль моих наивных девочек, которые слепо верят в слова гадкого и подлого человечишки, что хочется плакать от стыда. Спешу скорее увести Максима за пределы нашего двора. Мне кажется, я не спала всю ночь. Мысли о его бессовестности и моем положении съедали последние остатки спокойствия и веры в лучшее. Я всё пыталась заставить себя подумать об аборте, хотя бы представить развитие этого варианта, но у меня так больно сжималось сердце, что я начинала снова рыдать и проклинать этого чертового кретина, который сейчас, ничего не подозревая, продолжает идти за мной. Мы останавливаемся возле его машины, по кузову которой я очень хочу провести гаечным ключом. Когда поворачиваюсь к нему, мне стоит не малых усилий изображать из себя ту Азалию, к которой он привык.
Дуру, я имею в виду.
– Ты не заболела? У тебя темные круги под глазами, – говорит Максим, коснувшись ладонью моего лица. – Если это из-за меня и той нашей ссоры…
– Нет, не беспокойся, – отмахиваюсь я. – Роллы, которые мы ели, оказались не свежими. Простое отравление. Но мне уже лучше, правда.
Да я лучше отравлюсь или грипп подхвачу, чем позволю ему думать, что мой нездоровый вид хоть как-то связан именно с ним!
А, впрочем, нет. Болячек мне не надо. Я же беременна!
Черт!
– Что ты хотел? – спрашиваю я, прочистив горло. Складываю руки на груди, установив между нами безопасное расстояние. – Что-то срочное?
– Во-первых, я хотел помириться. Ещё вчера, – усмехается Максим, – но ты была занята чем-то очень «важным». А, во-вторых, хотел пригласить тебя на кое-какое мероприятие, которое, уверен, тебе понравится. И вообще, я соскучился.
– Максим, мы расстались, – напоминаю я.
– Брось, Азалия, – улыбается он. – Мы просто повздорили немного. Я наговорил тебе глупости, за что искренне прошу прощения.
– Какие именно глупости? – улыбаюсь я.
– Что? – усмехается он, глядя на меня.
– Ты сказал, что наговорил мне «глупости». Я и спрашиваю тебя, какие именно?
– Я не хочу повторять те свои…слова.
– Почему?
– Потому что мне и без того стыдно перед тобой. Я просто прошу прощения.
– Ты заметил, что у тебя всё через «просто»? Просто повздорили. Просто прошу прощения. Просто. Просто. Просто.
– Азалия, чего ты хочешь от меня? – сощуривается он.
Не знаю! Но меня наизнанку выворачивает от его пофигизма и океанского самомнения! Думал, приедет сюда, погладит ладошкой по лицу и я кинусь ему на шею?