Его-Моя биография Великого Футуриста
Шрифт:
Я знаю: в прочитанных книгах-биографиях Вы чуяли эту Живую Истину с бьющимся сердцем, потому что верили, огненно верили в каждое движенье жизни Личности и его окружающих друзей и врагов, названных верными именами.
Вы так увлекались биографиями, что часто забывали, что перед Вами только — книга, и между слов и строк Вы ясно видели, чувствовали, воспринимали Живую Душу Книги — чья судьба уносила Вас скитаться, переживать, возмущаться, страдать, искать, торжествовать, любить, преображаться в цепь
Я самое главное — Вы всегда и теперь находили много общего, единого в биографии Гения — с своей Личностью и это святое совпаденье Вас утешало, гордо радовало, толкая сердце к бодрости до конца.
Книга — биография — Жизнь Гения — Его творчество — пусть да раскинется Северным Сияньем над Вашими головами неустанных путешественников, затертых в Ледовитом Океане Жизни.
Его Моя Биография Великого Футуриста — Звено пролетающей Птицы с песнями.
Слушайте:
Я написал о Нем.
Я — это, как и Вы, вольный гражданин Мира.
Он — Единственный Василий Каменский, Великий Поэт, крыловейный Мудрец. Футурист-Песнебоец. Живой Памятник на глыбе Своего Творчества.
Он Автор 5 Книг: Стенька Разин, Землянка, Девушки босиком. Книга о Евреинове, Танго с коровами.
Он — Автор девяти неизданных еще Книг.
Он — Автор хоровода Лекций по России.
Ему ничего не надо.
Я — автор — Его Моя Биография Великого Футуриста.
Я — с помощью Его создал эту книгу.
Мне надо Все.
Моя жадность беспредельна: я хочу славы, денег, комфорта, здоровья, любви, вина, сигар, курортов, размаха, пьянства, молодости, красок, музыки, стихов, цирков, театров, друзей.
Хочу Всего что — вокруг.
И только не хочу ни Я, ни тем более Он — власти.
Он — тропическое растенье, а Я-земля. Его Моя — Наша Жизнь — Звено пролетающей Птицы с песнями.
Я никого не учу — я только приглашаю к себе в гости.
(Четверг)
Своему родному городу Перми.
Здесь Поэт родился, вырос и часто бывает, работая на Своей Каменке.
Поэт любит детски Пермь и Каму.
Но у Поэта здесь нет друзей — здесь гонят Поэтов взрослые пермяки — здесь никогда не радовалось Творчество.
Здесь не знают Культуры, Поэзии, Слова.
Базар, Сибирская. Торговая — исчерпывают все интересы мещанского населенья.
Один книжный магазин — где стесняются выставлять на витрины книги Поэта.
Скучно. Бледно. Жалко. Мелко. Эгоистично. Жутко. Вороны каркают.
Часто на улицах кого-нибудь бьют.
Две газетки самоубийно пропадают.
Подневольная молодежь все-таки ныне добилась университета: мильонер Мешков выстроил — на, учись.
Здесь еще думают, что Футуризм — дело антихриста.
Но
(Пятница)
Надо качели.
Зеленоалыми золотыми балаганными блестками эй блести карусельное детство в памяти заржавленного с бородой чудака, ярче блести пока взрослый еще не подал прошенья в богадельню.
Пронзительно шармань металлическими голосами.
Взывай, барабань, верещи, глуши.
А то ухнет поздно.
Спасай дни денечки — тарелку с ягодами.
О карусельное детство.
К тебе Единому обращается дряблое сердце проквашенное жизнью взрослого — сморщенное бледностью сердце ведь помнит четко, что только детство питало его истинными творческими радостями, удивительными праздниками, яркоцветными приключеньями, необычайной фантазией, смелыми затеями, острыми выдумками, сокрушительным смехом и безпечностью летающих с песнями птиц.
О шарманка — пронзившая уши до глухоты малолетнему любителю музыки стоящему перед ней два часа с открытым ртом от удовольствия.
Где твоя звучальная мудрость.
Напомни озябшей от одиночества душе твой походный марш: в нем так много слышалось отважной решительности и рыцарской гордости.
Заржавленный с бородой чудак еще помнит, как под этот походный марш шарманки в карусельном детстве он вдохновенно дал клятву, что когда будет большим — непременно хоть ненадолго поступит в цирк артистом, чтобы наконец постичь все тайны парусиново-досчатых кулис — таких недоступных мальчишкам.
Вот — где была штука.
Великая штука черной магии.
И как славно-гордо-значительно, что заржавленный чудак с бородой исполнил свою клятву через 23 года.
И снова стал молод, гибок, певуч и упруг.
Старики в калошах и с зонтиками да фельетонисты (Утро России, Театральная газета, Журнал Журналов, Новый Сатирикон) осудили: в цирке чистый народ, а народу по их мненью довольно дрессированных верблюдов и говорящих собак (впрочем эта критика — Василий Каменский в Тифлисском цирке — была за два дня до революции — конечно теперь эти фельетонисты проповедуют демократизацию искусства: им все равно.
Исцеленье детством.
Только всего один исполненный жест — и жизнь орадостилась, расцвела.
Значит еще не ухнула старость.
Спасай-же детство, спасай.
Бросай спасательные круги в реку уплывающих к тухлому старчеству.
Бросай и возникай в еще юных возможностях, в еще вольных движеньях.
Ведь так много чудесного неисполнено, что если хоть одно осуществленье привидится во сне — человек пробуждается от счастья.
На кой она чорт — эта взрослость.
Каждый взрослый — полулешачье.