Его слабость, её боль.

Эра Ева

– Ты же видела, зачем спрашиваешь? – задала я встречный вопрос, чтобы остудить её любопытство.

– Видела, хочу узнать будешь ли ты ему звонить? – подмигнула она игриво. – Он впечатляет, наверно какая-то крупная шишка, сразу видно не мальчишка на побегушках.

– Даже не собираюсь, – категорично ответила, – не спорю, он выглядел прилично и одет дорого, но его деньги меня абсолютно не интересуют. Судя по его возрасту, он скорее всего женат и имеет пару детишек. – бросилась с головой в рассуждения я. – А вообще хватит мне задавать такие вопросы, у меня есть парень.

– Неужели? – рассмеялась подруга, – Ты только

сейчас о нем вспомнила? Ты до сих пор веришь в отношения на расстоянии? Расстались бы и не мучили друг друга. Мужчины такие непостоянные, он точно уже завёл интрижку с какой-нибудь актрисой по театральной сцене.

– Я помню о своём парне всегда, – серьезно сказала я. – Если не хочешь, чтобы мы с тобой поругались, то лучше не лезь в мои отношения. Сама разберусь, что мне делать.

– Ну всё, всё. – подняла она руки, сдаваясь, – не обижайся, я не со зла, просто предположила.

Больше мы с Джессикой не разговаривали на эту тему, а визитку незнакомца я кинула, как обычно, в вазу с такими же карточками, даже не взглянув на неё и не узнав его имя.

В кофейни я работала с семи утра и до двенадцати часов дня, работодатель пошёл мне навстречу, и мы так согласовали мою смену в этом году. Это связано в основном с расписанием моих занятий в университете. На последнем курсе их переместили во вторую половину дня, для меня так было намного удобней.

Когда на часах перевалило за полдень, я пошла переодеваться в подсобное помещение и бежать на занятия. На улице была середина осени, погода при этом держалась тёплая и ясная. Я надела чёрные обтягивающие джинсы, белую майку и легкую чёрную кожаную куртку сверху. Нацепила любимые темные очки и вышла на улицу.

Нью-Йоркский университет, в котором я учусь, расположен в респектабельном районе Нижнего Манхэттена – Гринвич-Виллидж. В Гринвич-Виллидж находятся как учебные здания, так и студенческие резиденции, дома. Я живу в одном из таких домов, я бы сказала квартире. Делю её со своей подругой, не побоюсь этого слова, её зовут Сара, она темнокожая афро-американка. У каждой из нас своя комната, при этом есть небольшая гостиная, кухня и ванна.

Сара профессионально занимается танцами, она классно двигается, очень грациозно, эдакая длинноногая пантера. Она добрая и отзывчивая, ведёт здоровый образ жизни, а её фигуре позавидует любая. И вообще мне повезло с соседкой по квартире. Мы отлично ладим и понимаем друг друга. Иногда устраиваем девичники и можем позволить себе выпить бутылку вина, но всё в рамках приличия.

По пути в университет набираю номер телефона Тима, сейчас у него ранее утро, и скорее всего он на пробежке. После пары гудков слышу его знакомый голос.

– Привет, детка, – тяжело дыша произносит он, – уже отработала?

Я не ошиблась, он действительно бежит. Его прерывистое дыхание мне в трубку немного напрягает.

– Привет, Тим, – здороваюсь я, – да, бегу на занятия. Чертовски по тебе скучаю, сегодня опять много репетиций предстоит? – разочарованным голосом спрашиваю я.

– Малышка, я тоже по тебе скучаю, – отвечает он, – ты даже не представляешь, как сильно.

Его слова греют мне душу, он такой милый, так бы и обняла его сейчас. Что за прилив нежности, именно сегодня? Странно.

– Работы очень много, но это безумно интересно. Режиссёр хорошо отзывается о моей актерской игре, полностью доволен мной. – гордо рассказывает он.

– Я

всегда твердила, что у тебя непревзойдённый талант, настоящий успех ждёт впереди. – разделив его радость, сказала я. – Может у тебя получится вырваться и прилететь хотя бы на выходные? – с надеждой в голосе поинтересовалась я.

– Нет, Ливи, – коротко ответил он, – пока такой возможности нет. Лучше рассмотри вариант своего прилёта ко мне. – предложил он.

– Ты же знаешь, что я не могу, – расстроено сказала я. – У меня тоже работа и занятия.

– Значит будем ждать День благодарения, и я прилечу, как и обещал, – напомнил он, – ладно, малышка, давай созвонимся вечером, а то я теряю темп и сбиваю дыхание.

– Я поняла тебя, пока, – попрощалась и сбросила вызов.

Неужели он не может вырваться на выходные? Да я бы не раздумывая полетела к нему, забив на учебу и работу, но у меня попросту нет лишних денег. Ему об этом я не хочу говорить, он тоже ещё толком ничего не зарабатывает в своём театре. Но у него хотя бы есть поддержка родителей, чего нельзя сказать обо мне. Я в этой жизни рассчитываю только на себя, моя мать Тина Аддерли палец о палец не ударила, чтобы хоть как-то мне помочь, единственное, о чем она постоянно твердит, так только о том, что мне надо завести богатого любовника.

Глава 4. Оливия.

Я родилась и выросла в Бруклине, Гринвуд Хайтс. Воспитывала меня только мама, своего отца я никогда не видела, и даже не знаю кто он. Основная часть жителей Гринвуд Хайтс – это выходцы из Латинской Америки, Италии и Китая. Проживает здесь в основном средний класс. Наш дом был построен в типичном американском стиле в два этажа из кирпича, с небольшим внутренним двориком.

Сколько себя помню я постоянно скиталась по соседям, пока моя мать пыталась заработать на очередную дозу наркотиков. Она довольно часто проходила лечение в реабилитационной клинике, но после очередной несчастной любви у неё происходили срывы, и всё начиналось по новой.

Тина Аддерли – итальянка по происхождению, её настоящая фамилия Маньяни. Она рано выскочила замуж за какого-то американца и перебралась с ним в Нью-Йорк. Мама освоила курсы визажистов и долгое время работала на Бродвее. Вскоре развелась со своим первым мужем, подсела на наркотики и погрузилась в постоянные поиски того самого единственного и неповторимого. Но пока ей попадались одни ублюдки.

От кого она родила меня я не в курсе, порой мне кажется, что Тина и сама не знает. Всех своих любовников она постоянно тащила домой, и я мечтала только об одном, поскорее закончить школу и вырваться из этого порочного круга. Зачастую я ночевала у соседей или подруг. Она заботилась обо мне как могла, но при этом мужчины для неё были на первом месте.

На самом деле, я люблю свою маму, и мне очень жаль, что её судьба так сложилась. Черноволосая, черноглазая, живая и улыбчивая – типичная итальянка. Её красота была какой-то острой, останавливающей взгляд, сражающей наповал. И в то же время – очень спокойной, лишённой даже намёка на некую порочность.

С мамой у нас во многом схожие черты лица, также от неё я унаследовала смуглую кожу и темные волосы. Но вот характер у меня абсолютно другой. Возможно она просто с годами утратила экспрессивность и вспыльчивость, так присущие её крови, стала больше равнодушной и отстраненной.