Его заложница

Шагаева Наталья

— Сука! — рычит похититель и хватает меня за шею, сжимая ее настолько сильно, что кислород моментально заканчивается. Открываю рот, отпуская ладонь похитителя. Хриплю, чувствуя металлический привкус крови во рту.

А еще начальник папиной охраны всегда говорил, что, если нет выхода, никогда нельзя злить и провоцировать нападающих, чтобы не огрести еще больше. Лучше прикинуться бедной овечкой, а самой быть хитрее, ища методы выхода из ситуации. Но когда я вообще кого-то слушала. Наивно полагала, что мне это все не понадобится.

— Не дергайся. Бесполезно,

только силы теряешь, — голос у него глубокий, пронизывающий, тембр такой, что я ощущаю его каждой клеточкой, и по коже прокатываются мурашки. Замираю, и рука на моей шее разжимается. Уже не до крика и сопротивлений. Глотаю большую порцию кислорода и тут же закашливаюсь. Нормально надышаться мне не дают – на мой рот ложится широкий скотч. Липкая лента стягивает кожу и намертво прилипает, вынуждая меня часто дышать через нос. Дверь машины захлопывается, и вот тут мне становится страшно. До такой степени, что покалывают руки и немеют губы. 

Мужчина обходит машину, садится за руль, блокирует двери и медленно едет по дворам. Я не знаю, кто этот мужчина и что он от меня хочет, но в голову сразу лезут страшные сводки криминальных новостей, там, где в оврагах находили мертвых изнасилованных и истерзанных девушек. И насилие – не самое страшное, что мне может грозить.

Я девушка не из робкого десятка. Но впервые в жизни понимаю, что такое ступор и шок. Мне не просто страшно, мне жутко до холодного пота.

Мамочки, я боюсь боли.

Очень боюсь боли… В детстве мне даже прививки не ставили, потому что я падала в обморок только от вида шприцов. А этот мужчина явно везет меня не на каруселях кататься.

Вдруг в машине раздается треск рации.

— Объект «два» вышел из клуба. Звонит, – трещит голос из рации. И в эту же секунду в моей сумке на сиденье раздается телефонный звонок.

О боже, это они о Вадиме.

Понимаю, что со связанными руками и заклеенным ртом я не отвечу на звонок, но хватаю сумку, выгибая кисти, пытаясь достать телефон.

У меня резко вырывают сумку, настолько сильно, что ломается несколько ногтей почти под корень. Мычу от боли. Похититель открывает окно и просто вышвыривает сумку в темноту.

— Объект «два» сел в машину и уехал в сторону перекрёстка.

— Понял, продолжать следить, я перезвоню, — отзывается мой похититель.

Пытаюсь дышать и начать мыслить здраво. Он не один. За нами следили, значит, покушение все же спланированное. Следовательно, передо мной не маньяк. Очень надеюсь, что не маньяк. Я молюсь, чтобы это было похищение с целью выкупа. Мой отец известный бизнесмен. От этой мысли становится легче. И я начинаю лучше соображать. Всматриваюсь в окно, пытаясь понять, куда меня везут, запоминаю дорогу, улицы, повороты, повторяю про себя адреса.

Но когда мы выезжаем за пределы города, теряюсь. Я не знаю эту трассу, за окном мелькает сплошной лес и ничего больше. А дальше меня вновь охватывает паника, поскольку мы сворачиваем на проселочную дорогу, освещение заканчивается, и впереди непроглядная тьма. Не знаю, где я и куда меня везут. Как легко можно поменять принципы. Изнасилование уже

не кажется мне самым худшим, лишь бы в лесу не закопали. Это же может быть не денежный интерес, а месть отцу.

Дергаю руками со всей силы, пытаясь содрать скотч, которым связана, но только усугубляю ситуацию, липкая пленка режет запястья, а я все дергаю и дергаю руками в какой-то истерике, раня себе руки. Словно схожу с ума. Подобное не может происходить со мной! 

Машина останавливается, похититель выходит, а за окном что-то мерцает. Всматриваюсь. Озеро. Небольшое озеро в лесу, над которым висит яркая огромная луна, отражаясь в воде. Красиво. Вот в этом озере меня красиво утопят.

Сглатываю, чувствуя, как начинаю дрожать, словно в лихорадке. Мамочки.

Я не хочу умирать.

Я папе не сказала, что люблю его.

Я маме с утра нагрубила.

Я не хотела, чтобы так вышло.

Я, в конце концов, не любила никогда за свои двадцать четыре года. И меня никто не любил, чтобы очень глубоко и по-настоящему, насмерть. А не как Вадик – ради выгоды. Я ничего в жизни еще не успела…

Сижу тихо, как мышка, и кажется, меня парализовало от страха. Тут темно, и кроме озера с отражающееся луной ничего не видно. Пытаюсь глубоко дышать через нос и не сдаваться. Выходит плохо. Это только лежа на диване и смотря фильм легко рассуждать о том, чтобы могла бы сделать жертва, чтобы остаться в живых. А находясь за городом в темном лесу, связанной, один на один с сильным мужиком, ничего лучшего, чем молитва, в голову не приходит. Боже, почему я не знаю ни одной молитвы? Почему меня никто им не научил?! Слабо верится, что бог поможет, но надеяться осталось только на него.

Вздрагиваю, когда похититель вновь садится в машину и воздух наполняется насыщенным запахом табака. Внедорожник трогается, медленно заворачивает, и свет фар озаряют огромные железные ворота, двор и небольшой деревянный дом с мансардой. Здесь дом! Не совсем глушь. Это значит, что убивать меня в ближайшее время не будут?

Ворота автоматически закрываются. Мужчина снова выходит из машины и уходит, блокируя двери. Тишина. Никогда не слышала такой пугающей, звенящей тишины. В ушах шумит, сердце колотится, отбивая грудную клетку. Закрываю глаза, пытаясь включить мозг. Нет безвыходных ситуаций. Всегда есть шанс.

Морщусь, когда на крыльце дома загорается свет. Темный силуэт похитителя идет к машине. Вся сжимаюсь, когда с моей стороны распахивается дверь. У мужчины так низко натянут капюшон, что я не могу рассмотреть его внешность и даже понять, сколько ему лет. Отшатываюсь назад и ударяюсь затылком о стекло дверцы, когда мужчина подается ко мне, упирается руками в сиденье.

— Давай договоримся так, — голос хриплый, словно он простужен. Но спокойный. Пугающе спокойный. — Ты не дергаешься, не визжишь, не пытаешься бежать и не нападаешь на меня. Во-первых, это бесполезно, — ухмыляется, словно доволен собой. Мерзавец! — Во-вторых, целее будешь. Не нужно испытывать мои нервы. Поверь, тебе не понравится, если я выйду из себя.