Эгоист
Шрифт:
— Как? — воскликнула Клара и испуганно взглянула на него. — Как это — перестает существовать?
— Он перестает существовать для меня — как будто его никогда и не было.
— Несмотря на всю вашу привязанность?
— Скажите лучше: в силу этой привязанности. Человеческая душа — загадка, и в этом смысле я не являюсь исключением. Итак — как бы я о нем ни сожалел, с ним покончено. Разумеется, ни с кем, кроме вас, я не буду так откровенен. Словом, зла я ему не желаю, плохим христианином меня никто назвать не посмеет, но…
Сэр Уилоби слегка передернул плечами.
— Ах, Уилоби, говорите со мной, как с другими, пожалуйста! Мне слишком тяжело!
— Но, Клара, милая, вы ведь с вами — одно. Вы должны знать меня со всех сторон, не только с хорошей, но и с той стороны, которую вам угодно считать дурной.
— А я тоже должна говорить вам все?
— Ну,
Она молчала. Отчаянная решимость волною поднялась было в ее душе. Поднялась — и спала.
— В малодушии, — выговорила она наконец. — В неумении высказаться до конца.
— О, женщины! — воскликнул он.
Женщина не мужчина; от нее не ждут ни героических добродетелей, ни чудовищных пороков. Ей незачем обнажать тайники своей души.
Он продолжал, и по его тону она поняла, что он подвел ее к самому алтарю своего святилища.
— Да, я признаюсь вам и в тех чувствах, которые меня не возвышают, ибо они должны дать вам представление о некоторых сторонах моего характера. Говорю вам со всем смирением, что во мне слишком много той самой гордыни, которою так щедро наделен отпавший ангел, враг человеческий.
Клара опустила голову и подавила вздох.
— Да, да, это, конечно, гордыня, — сказал он, задумчиво любуясь своим открытием и осеняя себя черным пламенем демонизма.
— А вы не можете от нее избавиться? — спросила она.
— Я таков, каков есть, — ответил он, глубоко уязвленный и разочарованный ее вопросом. — Я мог бы вам доказать с математической точностью, что в моем характере имеются эквиваленты, которые вполне уравновешивают этот недостаток — если и считать его за недостаток.
— Мне кажется, что это недостаток. Разве не жестоко наказывать мистера Уитфорда только за то, что он захотел устроить свою судьбу?
— Да, но этим он бросает тень на меня, как на своего благодетеля. Ведь ему достаточно было обратиться ко мне, чтобы я немедленно удвоил его вознаграждение.
— Он стремится к независимости.
— К независимости? От меня?! К свободе!
— Ценой моего покоя?
— Ах, Уилоби!
— Увы, моя дорогая! Я знаю свет. В нем царят черствость и себялюбие. И как бы прелестно ни было ваше нежелание поверить, что все в нем движется корыстью, вам самой станет легче, как только вы положитесь на мой опыт. Сокровище мое, вы ведь мне верите? Но зачем я спрашиваю? Я не вынес бы и намека на малейшее несогласие между нами: оно бы расторгло магический круг — разве вы не чувствуете этого сами? Ничтожная брешь — и к нам вламывается мир со всей его грязью! Но мы говорили о старине Верноне. Хорошо, я согласен взять на себя расходы по обучению Кросджея, если только Вернон останется здесь. Я отказываюсь от своих намерений в отношении мальчика, хоть и считаю их более правильными. Уговорите же Вернона остаться. Он, бог весть по каким соображениям, считает невозможным оставаться в доме после того, как в нем поселится молодая хозяйка. Поэтому, чтобы не вступать с ним в пререкания, ибо спорить наш Вернон не умеет и одержимость лунатика заменяет ему разумные доводы, давайте поселим его где-нибудь поблизости, в одном из моих коттеджей. Ну вот, а чтобы он пустил корни, надобно его женить.
— На ком же? — спросила Клара, тщетно пытаясь представить себе кого-нибудь, кто годился бы ему в невесты.
— Все женщины — прирожденные свахи, — сказал Уилоби. — А проповедь брака в устах девушки, которая сама вот-вот готовится в него вступить, окажется вдвойне убедительной. Для мужчины, особенно для такого, каков наш старина Вернон, ее доводы будут неотразимы. Итак, я вооружаю вас своей волей, вы покоряете его — своей. Если он уезжает, он уезжает навсегда. Если остается — мы с ним друзья по-прежнему. Я не делаю исключения для Вернона. В моих отношениях с людьми я люблю простоту и четкость. В этом — секрет моего могущества. Но к делу. Мисс Дейл суждено вскоре лишиться отца. Он живет на пенсию, и, если она не устроится где-нибудь поблизости, ей придется покинуть наши края. Она же привязана к ним всей душой, у бедняжки это настоящая страсть! В ее согласии можно не сомневаться. Но, разумеется, Вернону придется немного и поухаживать. Представляете себе, любовь моя, старину Вернона ухаживающим за женщиной? Я думаю, он примется за дело, как если бы перед ним была не дама, а словарь: найдет страницу, где напечатано нужное ему слово, потом перелистает несколько страниц и набредет на следующее, и так далее, пока не составится предложение. Но
— А если мистер Уитфорд не захочет? — спросила Клара. — Вы тоже оскорбитесь и он перестанет для вас существовать?
Уилоби снисходительно улыбнулся.
— Что за вздор!
И продолжал:
— Мы вот что сделаем: попробуем их свести. Как видите, Клара, я так хочу, чтобы он здесь остался, что даже готов пойти на жертву.
— Чем же вы жертвуете? Коттеджем? — не унималась Клара.
— Быть может, идеалом. Впрочем, я не настаиваю на слове «жертва». Просто я терпеть не могу расставаться с близкими. И потому, скажете вы, так тороплюсь связать их вечными, нерасторжимыми узами? Не спорю. Употребите же ваше влияние, моя дорогая, на доброе дело. Вы можете уговорить его в чем угодно: велите ему сплясать джигу на столе в гостиной, и он спляшет!
— А что мне сказать ему о Кросджее?
— Кросджея мы покуда придержим про запас.
— Но ведь время не терпит!
— Положитесь на меня. У меня есть кое-какие соображения — я о нем думал. Из этого мальчика со временем выработается первоклассный наездник. И, как знать, быть может… — Сэр Уилоби пробормотал что-то невнятное себе под нос. — Кавалерия, а? — продолжал он вслух, снова обращаясь к невесте. — Да, если мы определим его в кавалерию, он еще имеет шансы стать джентльменом, и нам не придется за него краснеть. А если посчастливится, то и в гвардию! Только подумайте, душа моя! Де Крей, который, верно, будет моим шафером, — если старина Вернон окончательно заартачится, — имеет чин гвардейского полковника, и уж он-то — джентльмен с головы до ног! Из разряда безмозглых, если угодно, но какой стиль, изящество! Настоящий ирландец. Вы его увидите! Поставьте-ка с ним рядом в гостиной какого-нибудь флотского офицерика — и вы сразу поймете, кого из них следует избрать в качестве образца для мальчика, в котором вы принимаете участие. Гораций — воплощенная галантность; немного фат, правда, не без того, — впрочем, я всегда был к нему дружески расположен, и поэтому не слишком пристально его разглядывал. Несмотря на то что Гораций немного старше меня, он сделался моим верным псом и всюду следовал за мной по пятам. Лицо его — одно из тех редких мужских лиц, какие можно, не задумываясь, назвать красивыми, даже если за этими чертами ничего не стоит. А если и стоит, то нечто, по выражению Вернона, «поклеванное стервятниками и вылизанное солнцем пустыни». Он, между прочим, забавный собеседник, если смотреть на беседу, как на приятное времяпрепровождение. Старина Гораций и не подозревает, как он забавен!
— Так эти слова мистера Уитфорда относились к полковнику де Крею?
— Право, не помню, к кому именно. А вы, я вижу, заметили слабость старины Вернона? Процитируйте ему одну из его собственных эпиграмм, и он так и растает! Это безошибочное средство, чтобы настроить его на нужный лад. Когда мне требуется привести его в хорошее расположение духа, достаточно сказать: «Как вы говорите», и он перестает ершиться.
— Пока что я заметила только одно, — сказала Клара, — его заботу о мальчике, и очень его за это уважаю.
— Это, конечно, с его стороны похвально, хоть и не особенно дальновидно. Итак, дорогая моя, атакуйте его как можно скорее: наведите его на разговор о нашей очаровательной соседке. Она погостит у нас неделю-другую, за это время можно заставить его почувствовать себя связанным. Она ждет какую-то свою кузину, которой решается доверить уход за отцом, и тогда переедет к нам. Старина Вернон будет нуждаться в деликатном понукании, прежде чем согнет свои негнущиеся колени; впрочем, когда женщина знает, что ей следует ждать признания в любви, она ведь не станет — не правда ли, дорогая? — настаивать на том, чтобы ей было сделано предложение по всей форме? Впрочем, я знаю одну крепость, и притом прекрасную, которая…