Ехал грека через реку

tapatunya

— Простите меня за этот цирк.

— А я вам говорила, что от ваших тренингов сплошное зло.

Он моргнул, пытаясь понять, как она снова свернула на свою любимую тему.

— Вы поэтому не говорили родителям о своей дочери? — спросила Ася, поворачивая к нему голову. В её волосах торчали сухие ветки.

— Мои отношения с её матерью… Это было просто несколько случайностей. Мы даже не нравились друг другу. Я очень удивился тому, что Лена решила оставить ребенка. Я отправлял ей деньги, а она мне — фотографии Евы.

Все было спокойно, пока ей не приспичило выйти замуж за какого-то канадца чайлд-фри. Познакомились по интернету, полетела к нему, чтобы узнать друг друга получше. Я даже не знаю, вернется ли она за дочерью, если ничего не получится, или выберет своего иностранного мужа.

— Вот и у меня… случайность, — откликнулась Ася. — Встреча выпускников. Одноклассник, в которого я был влюблена в старших классах. Женат, конечно. Из-за каких глупостей появляются на свет новые люди, правда? Получить водительские права и то сложнее… Но это хорошо, что случайность. Я бы не вынесла супружеской жизни.

— Феминистка?

— Вы, мужчины, сводите феминизм к какому-то примитивизму, — с неудовольствием проворчала Ася. — Удивительно у вас в голове складывается в одну кучу борьба за женские права и нелюбовь к мужчинам…

— Только не начинайте, — взмолился Адам. — У меня и без ваших лекций голова взрывается.

— Не начинаю, — с удивительной покладистостью согласилась Ася. — Просто брачные догматы безнадежно устарели. Хорошо клясться в любви до гроба, когда проживешь всего тридцать лет и умрешь во цвете лет от какой-нибудь родильной горячки. Это все осталось в прошлых темных веках. Сейчас люди живут до восьмидесяти, и что? Смотреть десятилетия на одну и ту же физиономию? Раздражение, измены, страдания, чувство неполноценности и ночной жор — вот и вся семейная жизнь.

— Сурово, — удивился Адам. — Ваши родители развелись?

— Хуже. Все еще женаты. Решили портить друг другу жизнь до конца своих дней… у вас потрясающе красивый отец, — добавила она без всякого перехода. — Вот в кого вы такой знойный, — Ася зевнула. — Да и мама красавица… Надо было от вас рожать, такой генофонд…

Она повозилась, устраиваясь поудобнее. Подула на лоб Евы, сгоняя бисеринки пота.

Адам изумленно молчал, не зная, как реагировать на подобные откровения.

— С другой стороны, такие психи все, — совсем сонно продолжила свои размышления его няня, — никакого сладу просто…

Вдруг она распахнула глаза и схватила Адама за руку.

— Придумала, — воскликнула Ася, — кукольный театр!

— Что? — растерялся он, все еще размышляя о том, значили ли её слова о генофонде больше, чем просто философия.

— Будем моделировать ситуации и привыкать к ним постепенно. Кукольный театр, и чтобы непременно с Карабасом Барабасом. Ах какое блаженство, знать, что я совершенство, — мурлыкнула она самодовольно и заснула на полуслове.

9

Проснулась

Ася от детского бормотания.

— Давай уговорим её пойти купаться на пруд, — вещал Димдим.

— Давай, — охотно согласилась Ева. — А что мы будем там делать?

— Купаться, глупая ты малявка.

— Не люблю мыться.

— Да нет же, купаться не как в ванной. Плавать. Рыбки, лягушки, тина. Ква-ква-ква.

Ева засмеялась.

Ася открыла глаза.

Безмятежное лицо Адама оказалось так близко, что она даже ощутила тепло его дыхания. Неприлично длинные ресницы, черные с неким аленоделоновским изломом брови, слегка восточный разрез глаз. Смуглый, сладкий, знойный мальчик.

В двадцать лет Ася бы непременно в него влюбилась. В те времена она была способна влюбляться в кого угодно.

Сейчас лишь ощутила короткий болезненный укол в сердце, как это бывает, когда смотришь на прекрасную картину или пейзаж. Печаль и восторг от кратковременности красоты, от её хрупкости и мимолетности.

Неохотно отвернувшись от Адама, Ася посмотрела на детей.

Ладошки Евы неосознанно гладили плечи Димдима, милая детская ласка.

Он стоически терпел это издевательство, как и положено взрослому супергерою.

— А на пруд мы пойдем до завтрака или после, граждане заговорщики? — хриплым ото сна голосом спросила Ася.

— Я такой голодный, что могу съесть Кляксу, — живо откликнулся Димдим.

— Это Клякса слопает тебя, — снисходительно сообщила ему Ева. — Ася, давай возьмем Кляксу домой? Она будет нас охранять.

— Но у Кляксы уже есть свой дом.

— Ну и что.

— Но её хозяева будут плакать без своей собачки.

— Ничего и не будут.

— Ох, малыш, — пробормотала Ася и прижала к себе Еву. Та упрямо выгнулась в её руках.

— Хочу Кляксу!

— А я хочу огнедышащего дракона, чтобы летать с ним над городом. Подаришь мне дракона?

— Я еще маленькая для дракона, — возмутилась Ева.

— Значит, ты еще и до Кляксы не доросла.

Димдим захихикал.

— Моя тетушка непобедимый воин в словесных баталиях. Ты никогда не переговоришь её, малявка. Но ты можешь попросить у своего отца другую собаку, которая будет только твоя.

— Я не хочу другую.

— Значит, останешься в пролете.

Ева нахмурилась, соображая.

— С каких пор моя дочь так много болтает? — бархатно спросил Адам в самое Асино ухо. Она немедленно покрылась мурашками.

— Радуйтесь, папаша, — несколько грубовато ответила Ася, раздосадованная своим смущением. — Ваша дочь поступает как все нормальные люди. У неё неприятности, она палит в кого попало. Растёт дочка.

— А это еще откуда? — лениво уточнил Адам и сонно потерся утренней щетиной об Асино плечо.

— Добрый день. Я король, дорогие мои, — охотно поддержал разговор Димдим.