Эхнатон, живущий в правде
Шрифт:
— Ты говоришь правду, Мери-Ра. — Казалось, на душе у него полегчало. — Они приносили в жертву своим богам бедных крестьян. Я буду сражать зло и приносить его в жертву моему Богу. Стану орудием в Его руках, чтобы разрывать оковы тех, у кого нет силы.
Эхнатон взошел на трон, чтобы начать самую яростную из войн. Он сражался за счастье людей, как повелел ему его Бог. И во время этой войны превзошел в силе и стойкости самого Тутмоса III.
Когда он рассказывал о своей религии в номах, люди радовались. Они встречали его с любовью и цветами.
Он каждый день укреплял веру людей, особенно
Какое-то время Мери-Ра молчал. Потом он испустил тяжелый вздох и продолжил:
— А потом на нас стала надвигаться одна черная туча за другой, гонимые ветрами ненависти, которые бушевали как внутри страны, так и за ее пределами. Каждый воспринимал несчастья в силу своей веры. Некоторые дрогнули, но моего государя это не напугало.
— Бог меня не покинет, — говорил он. Однажды в храме Эхнатон насмешливо спросил: — Приближенные советуют мне умерить пыл, а мой Бог велит укреплять веру. Кого я должен слушать, Мери-Ра? — Вопрос был чисто риторический.
Когда дела пошли совсем плохо, в храм пришел Хоремхеб.
— Мери-Ра, ты верховный жрец Единственного и ближайший друг царя, — сказал он.
— Это всего лишь дар Бога ничтожнейшему из слуг фараона, — ответил я, гадая, что привело его ко мне.
— Ситуация требует смены политики, — начал он.
Я решительно ответил:
— Внимай только Божьему гласу.
Он нахмурился.
— Я надеялся на деловой разговор.
— Вести деловые разговоры способны лишь искренне верующие, — отрезал я.
Узнав о решении приближенных Эхнатона покинуть царя под предлогом защиты его жизни, я сказал Эйе:
— Я не могу одобрить возвращение к язычникам.
Мой государь отказался пойти на компромисс. Нельзя сказать, что Эхнатона не заботило благополучие страны; у него тоже был свой план, позволявший избежать гражданской войны. Он собирался выступить перед народом и мятежниками в одиночку. Царь не сомневался, что сможет заново обратить людей в свою веру. Но к тому времени приближенных Эхнатона успели убедить, что его собираются убить, а если они не согласятся уйти, то скоро заплатят за это собственной жизнью. Все бросили его. За мной пришли вооруженные воины. Стражам, оставшимся с Эхнатоном, было приказано остановить царя, если он попытается выйти из дворца. Так они помешали ему обратиться к народу. От него ушла даже Нефертити. Не могу представить себе, что она сделала это добровольно; думаю, ее тоже увели силой. Он очень переживал за веру, которую пытался растить в душах людей и потратил на это всю свою жизнь. Потом мы узнали, что он заболел, а сразу вслед за тем пришла весть о его смерти. Честно говоря, я сомневаюсь, что его смерть была вызвана болезнью. Думаю, что грязные руки жрецов Амона наконец добрались до его чистой, непорочной души. Он умер, так и не узнав, что я не хотел покидать его до последнего.
Мери-Ра снова умолк. Он долго смотрел на меня, а потом сказал:
— Эхнатон не умер и не умрет. Потому что он обрел вечную
Мери-Ра протянул руку, открыл стоявший рядом шкафчик, достал лежавший там свиток папируса и протянул мне.
— Здесь записаны все его проповеди и гимны, — сказал он. — Изучи их, юноша. Может быть, твоя душа любителя правды найдет некоторое утешение в его словах. Ты бы не отправился в такой долгий путь без важной причины.
Мей
Чтобы встретиться с Меем, мне пришлось совершить поездку на окраину империи, в Рано-Колбура, где стояли палатки его Пограничной армии. При Эхнатоне он командовал вооруженными силами страны и в новую эру по праву сохранил свой пост. Это был пожилой человек огромного роста, с суровым лицом. Он показался мне довольно тщеславным. Прочитав отцовское письмо, Мей обрадовался возможности поговорить. Думаю, я дал ему возможность излить свои чувства, редкую в этой отдаленной местности.
— Еретик! Подлый простолюдин, извращенность которого заставляла опускать глаза первых вельмож страны! Армейские барабаны умолкли, торжественные знамена были опущены; с трона фараонов доносились звуки музыки. Я, командующий вооруженными силами, был вынужден прозябать в праздности в то время, когда империю рвали на части. Наши верные друзья и союзники молили о помощи, а я не мог и пальцем пошевелить. Так продолжалось до тех пор, пока их крики не растаяли в воздухе. Потому что при Эхнатоне армия потеряла боевой дух. Мы стали предметом насмешек и легкой жертвой для бандитов.
К счастью, я никогда не относился к числу его близких друзей. Но долг службы требовал, чтобы я время от времени ездил в Ахетатон. При этом я неизменно спрашивал себя, как этому извращенцу удалось обмануть таких людей, как Эйе, Хоремхеб и Нахт. Я всегда чтил богов и традиции своей страны и пришел в неистовый гнев, когда впервые услышал о его пресловутом новом боге. Когда Эхнатон приказал закрыть храмы, я был уверен, что на всех нас падет страшное проклятие. Однажды мне пришлось приехать в Фивы. Вечером меня посетил верховный жрец.
— Надеюсь, мой визит не смутил тебя, — сказал он.
— Для меня это большая честь. Мой дворец к твоим услугам. — Моя прямота заставила его опешить.
Жрец поблагодарил меня, а потом сказал:
— Ты спасен, Мей. Понимаешь, люди лишились своего единственного утешения. Они привыкли искать убежища у богов, приносить им жертвы и получать их благословение. В трудную минуту они торопились к жрецам, которые были их поводырями как на этом, так и на том свете. А посмотри на этих бедняг сейчас. Они похожи на заблудившихся овец.
— Что толку в жалобах? — с досадой сказал я. — Разве наш долг не заключается в том, чтобы избавить страну от его безумия?
— Если мы поступим так, как ты советуешь, начнется страшная война, — после недолгого раздумья ответил жрец.
— Значит, решения нет?
— Есть. Нужно убедить его приближенных.
— И надеяться нечего.
— Мы прибегнем к крайним мерам только тогда, когда у нас не останется выбора.
— Если понадобится помощь военных, я вам ее гарантирую, — сказал я.