Эхо Марсельезы. Роман о замках
Шрифт:
Естественно, многолетняя переписка, найденная потомками графини д'Алес, не позволяет судить влюбленных строго и обсуждать дату их капитуляции. Некоторые из потомков даже утверждали, что Сюффрен вообще никогда не нарушал своего обета целомудрия. Однако делали они это без должной уверенности, ибо между нежных строчек в их посланиях проскальзывали порой слова, указывающие на возможность существования между ними интимной близости. Письма Сюффрена – это письма мужа к своей жене:
«Я теперь – генерал-лейтенант, – написал он ей однажды. – Читая об этом в газете, ты закричишь от радости…» Или еще: «Сегодня я упустил единственную возможность. Твой друг мог бы быть достоин тебя…»
С
Постепенно моряку удалось донести свои взгляды, свою «доктрину» до министерства, где господствовал тогда не слишком сговорчивый де Сартин. Его начали ценить, несмотря на ужасные приступы гнева, которые порой случались с ним и стали поистине легендарными. С годами его внешность не делалась более грациозной: будучи всегда полнокровным и сбитым парнем, он стал грузным и даже массивным, но доброта Сюффрена ко всем людям, которые его обожали, его необыкновенная сила Геркулеса, а также полное пренебрежение к своему туалету и ко всему внешнему стали притчей во языцех.
Вечно одетый кое-как, с непричесанными волосами, наспех затянутыми лентой, в ужасной фетровой треуголке, которая когда-то давно была белой, но теперь осталась без галуна и без перьев, хотя была по-прежнему дорога ему, ибо была преподнесена ему в подарок братом архиепископом. Несмотря на диковатый внешний вид, Сюффрен невольно заставлял окружающих испытывать глубокое уважение к себе, ибо он всегда умел постоять за себя, защитить слабых и свою семью, всегда сражался в первых рядах. Абордаж? Он всегда любил это дело!
По поводу его знаменитой шляпы среди моряков ходила следующая легенда. Говорили, что эта шляпа была для него чем-то вроде талисмана, и будто ни за что на свете этот великий командир не желал с ней расстаться или пойти под огонь без нее. И вот однажды Сюффрен был в дурном расположении духа. Точнее, он был в своей знаменитой ярости. Он орал почти с четверть часа, после чего сорвал со своей головы шляпу и резким движением послал ее за борт, прокричав:
– Гром и молния! Моя волшебница-шляпа в море! Из первого же канальи, кто заговорит со мной об этом, я сделаю отбивную!
С тех пор он дрался с непокрытой головой, а его матросы готовы были следовать за ним хоть в ад. И, надо признать, что в тех местах, куда он их вел, всегда было очень жарко.
В начале войны за независимость Соединенных Штатов [15] Сюффрен служил под началом адмирала д'Эстена, и именно его гений принес Франции ряд побед, так как адмирал хоть и отличался большой смелостью, но ничего не смыслил в морском деле. Прежде всего д'Эстен был превосходным наездником, которого министерство Бог знает зачем послало на адмиральское судно. Ему бы кавалерией командовать! Но надо отдать ему должное: хоть он и немного знал о море, но имел достаточно ума, чтобы позволить Сюффрену производить маневры.
15
Война за независимость США (1775–1783).
– Ах, если бы д'Эстен был таким же отчаянным моряком, каким он является храбрецом! – вздыхал наш герой без иронии, поскольку испытывал чувство глубокой привязанности и признательности к своему адмиралу.
Пока Сюффрен множил победы французского флота, морское ведомство все больше развивалось и достигло наконец самого высокого уровня бюрократизации во всей Европе. Людовик XVI,
И тот не разочаровал своих благодетелей! Он приносил им победу за победой: Трикомали, Гонделур, Негапатам. Он выигрывал сражения в, казалось бы, почти невозможных условиях. Без порта, без базы, где можно было бы восстановить силы и подлатать пробоины, он доводил свои изъеденные солью корабли до полного разрушения, а их экипажи, не привыкшие к жаркому климату, до изнеможения. Но он возвращал Франции имперское величие, некогда утераченное в Индии. И даже англичане преклонили колени… Увы, по договору об американской независимости, подписанному в 1783 году в Версале, Сюффрен вынужден был оставить свои завоевания. Что поделаешь, такова политика!
С глубокой раной в душе наш герой поднял парус и отправился во Францию, где его ожидали самые громкие похвалы и почести. В Мальтийском ордене он стал бальи [16] де Сюффреном. При этом Людовик XVI назначил его генерал-лейтенантом всех военно-морских сил страны. Его возвращение стало настоящим триумфом…
По дороге в Фолс-Бэйе голландцы, которых он спас от английской оккупации, встречали его как подлинного освободителя. Более того, как это ни парадоксально, его приветствовал командор Кинг, корабль которого Сюффрен разнес когда-то в щепки. А когда Сюффрен возвращался к родным берегам, английские пушки встретили почетным залпом его адмиральский корабль «Герой».
16
Бальи (в дореволюц. Франции) – представитель короля или сеньора, управлявший областью (бальяжем), в которой он представлял административную, судебную и военную власть. В Южной Франции подобные функции выполняли сенешали (Примеч. пер.).
В Версале король ждал его с нетерпением и радушием, как своего лучшего друга: обнял, подарил ему ленту ордена Святого Духа, поставил его в пример дофину, двору и всему народу. Теперь Сюффрен был произведен в вице-адмиралы, и Париж, который всегда был неравнодушен к подвигам, рукоплескал ему, как это умела делать только столица. Его повсюду встречали овациями. Когда он появлялся в театре, все вставали, словно появился сам король. И, наконец, гроссмейстер Мальты Эммануэль де Роан-Польдюк назначил его религиозным послом при кабинете Версаля.
Однако Сюффрену в жизни недоставало всего лишь двух самых важных для него вещей: снова увидеть Терезу и опять уйти в море. В это время мир с Англией начал трещать по всем швам, и наш герой надеялся на то, что лучшие деньки еще вернутся. Увы, нет! Англия побаивалась Сюффрена, которого англичане прозвали Адмиралом-Сатаной. Переговоры продолжались. И, будучи спокойным и дружелюбным по натуре, Людовик XVI предпочел худой мир доброй войне.
А в Буригае Тереза все еще ждала. Она прислушивалась к эху той славы, которая окружала ее друга, и даже принимала в ней маленькое участие, так как во всех странах ее считали подругой и спутницей жизни великого человека. Колокола Прованса так часто звонили по поводу его побед, что пожилая дама (от времени же не убежишь) очень часто забывала, что осталась совсем одна. Словно талисман, она постоянно носила у сердца его последнее письмо…