Эхо Миштар. Север и юг

Ролдугина Софья Валерьевна

И, скрутив волосы в жгут, эстра обрезал их одним движением. В глазах старшей сестры появилась злая обида – но лишь на мгновение.

– Что же ты так, странник, – грустно улыбнулась девица. – Такую красоту испортил. Сказал бы – мы бы тебя лучше постригли.

«Поиграли бы вдоволь», – поправил про себя эстра.

– Не до того, времени мало, а дел много, – сказал он вслух и, скомкав волосы, оглянулся на очаг. Жар шёл, но огня не было; эстра быстро положил волосяной жгут на рдеющие угли и прикрыл заслонку. Вспыхнуло пламя, горько

потянуло палёным. – Вот, теперь гораздо удобнее. Пойдём, Верда, покажешь мне поселение, как обещала.

Поздней весной в северных землях день долгий. Слушая вполуха сбивчивый рассказ девчонки, эстра размышлял о том, что случилось с тех пор, как он пробудился в лесу, без памяти и цели, без чувств и желаний. Кажется, прошло совсем немного времени, но в скудной почве его души укоренились первые ростки чего-то настоящего – предпочтений и неприязни, стремлений и страха. И чем дальше, тем их становилось больше.

– …а здесь главный садовник живёт.

Эстра сощурился и посмотрел, куда указывала Верда. Сам дом не сильно отличался от других в поселении – аккуратный, в два этажа, с обширным подворьем. Облака морт текли над ним, не касаясь.

«Не здесь», – подумал эстра и прикрыл глаза.

Цветущая райма пахла нестерпимо сладко.

Постепенно небо темнело на востоке, а на западе пылало, как раскалённый кузнечный горн. Алый, оранжевый, бело-золотой… Ручейки морт вспухали напряжёнными венами и тянулись к окраинам поселения, расходясь от невидимого центра, который эстра видел даже сквозь сомкнутые веки.

– А это чей дом, Верда?

– Врачевателя. Он в саду земляные орехи растит – вкусные! Правда, они не скоро поспеют, к осени.

Напоследок, уже в сумерках, эстра прогулялся до ворот. Касаться их не стал, но взглянул повнимательнее на ёмкости с мирцитом.

– Так и знал, – пробормотал эстра, машинально поднимая ворот куртки – к вечеру стало прохладно. – Так и знал, что его слишком мало.

– Что ты говоришь? – встрепенулась Верда, и глаза у неё испуганно заблестели. – Чего мало? Это плохо? Так ты сыскал свой источник, от которого мертвоходцы питаются, или нет?

Эстра сощурился, глядя, как бледно-лиловый туман морт льнет к сосудам с мирцитом.

– Сыскал. Осталось узнать, как его зовут.

– Кого? – непонятливо насупилась Верда.

Отвечать эстра не стал.

У дома Игима уже собралась целая толпа. Большей частью те, кто не побоялся дать отпор мертвоходцу. Огита, потрясая свитком, до хрипоты спорила с тем самым испуганным северянином, зеленоглазым и светловолосым, у которого рубаха была вышита такими же узорами, как у жителей пустыни. Мастер Игим сидел на пороге дома, раскурив длинную трубку, и безмолвно наблюдал за всеми издали. Рядом с ним сидела и грызла хрустящий хлебец девчушка в красном сарафане и меховой курточке.

– О чем спорите, добрые люди? – громко спросил эстра, подойдя ближе. Толпа расступилась, пропуская его.

– О списке, – подбоченилась

Огита. – Я говорю, что надо Рейну вписать, а Монор – что она, мол, весь день дома просидела и никак в дом Гааны попасть не могла. А меня глаза обманывают, что ли? Наши-то дома рядышком стоят, со двора всё видно.

– Ну-ка, дайте взглянуть на список. Это те, кто в дом заходил, с родителями? – спросил эстра, забирая свиток. Писали на нём углём, видно, чтобы потом оттереть и заново использовать, поэтому слова были неразборчивые. – Да отойдите, свет загораживаете… А Рейна, которую вписывать не надо, кто такая будет?

– Дочь моя, – скрестил на груди руки Монор, неприветливо глядя на эстру. – А что?

– Ничего, – улыбнулся эстра в ответ, но северянина, кажется, приветливость только сильней разозлила. – А ты сам-то кто будешь?

– Младший врачеватель.

– Врачевателя сын?

– Врачевание – дело семейное, – сердито ответил Монор и отвернулся, не желая больше разговаривать.

Эстра свернул свиток, чувствуя, что дальше будет только тяжелее.

«Надо было всё же котомку собрать заранее».

– Ну что ж… Игим! – окликнул он мастера. – Подойди ближе. И внучку свою приведи. Это ведь твоя внучка на пороге сидит? Рейна?

– Да, – просто сказал мастер, тяжело поднимаясь на ноги. Трубка у него погасла, но он даже не заметил. – Но не о ней речь. Скажи лучше, ты нашёл средство от мертвоходцев?

– Нашёл. Но прежде, чем я говорить буду, вы скажите, что сходка решила. Принимаете мои условия?

Монор сплюнул на землю.

– А куда деваться? Завтра, вон, будем дом Гааны жечь, кому ж охота следующим быть.

– Ты гонор-то попридержи, – посоветовала Огита и подтвердила: – Сходка решила – условия принять. Рассказывай теперь, как мертвоходцев отвадить.

Эстра усмехнулся и поймал взгляд Игима.

– Очень просто. Надо всего лишь устранить то, за чем они приходят.

Воцарилась мёртвая тишина, и в этой тишине отчётливо было слышно, как стукнулась о порог трубка Игима, выпавшая из ослабевших пальцев.

– Устранить?

– Вывести из поселения, – уточнил эстра, любуясь на перекошенное лицо мастера. Зрелище это почему-то одновременно и злило, и было приятным. – А ты что подумал, Игим? Что я предложу твоё сокровище здесь казнить? О чём ты сам думал, когда позволил своей дочери залезть в постель к киморту? Или забыл о том, кем был твой отец?

Мастер притянул к себе Рейну, поглаживая её по голове – механически, не осознавая, что делает.

– Не твоё дело, эстра.

– А твоим оно быть перестало, когда ты решил от кимортов спрятать то, что им принадлежит, – негромко произнёс эстра, но слова его услышал каждый.

Шепотки, вопросы, недоумённые восклицания – всё это становилось громче и громче, и уже даже не было слышно, как оправдывается Игим и что выговаривает отчаянно Монор красивой черноволосой женщине, прячущей лицо в ладонях.