Эхо преступления, или Интервью с Царевной
Шрифт:
– Чего хорошего? Всю жизнь воровали, а теперь боятся.
Рита спорить не стала. Они как раз обошли глухой забор, и вышли к кованым воротам, объединяющих два двора.
От маленького переселенческого домика не осталось ни одного камня, ещё при прошлых хозяевах, но это преображение превосходило все позволенные фантазии. Дом увеличился, к старому пристроили комнаты, но ни один стык не выдавал недавние строительно–монтажные работы. На месте старого стоял огромный двухэтажный дом с широкой многоступенчатой лестницей к главному входу. Балясины каменные – колонны Исаакиевского дворца
Удивительно для сельской местности. Нет, конечно же бани есть почти в каждом дворе, а вот бассейн – это настоящая роскошь, присыпанная европейским стилем и избалованностью, несвойственным местному коренному населению.
Двор без признаков огорода, сада, курятника и свинарника. Газон с нежной молодой травой, тропинки из плиточки выложены в плавных формах, мягко обходя вечнозеленые деревья. И огромные высокие кусты пионов.
Рита пришла в восторг, открыла рот и охнула.
Пионы – нежная слабость Риты. Ни к одним цветам она не относилась так трепетно и романтично.
Рита стояла, бескультурно заглядывая в чужой двор, и любуясь чужой клумбой.
– А вот и ваза?
Ромка вывел её из примитивного любования живыми цветами своим возвышенным желанием спасти букеты срезанных цветов.
– Что? – не поняла Рита.
Ромка тыкал пальцем сквозь прутья кованых ворот, показывая на массивный вазон, стоящий на крыльце двухэтажного красивого дома.
– Сейчас я ее достану – заявил он.
– В смысле, достану? – не поверила она своим ушам.
– Держи – он всучил ей в руки букеты и прошмыгнул в открытые ворота.
– Ты куда?
– В случае опасности свисти.
– Ромка…
– И не отсвечивай здесь.
– Вернись, сейчас же.
– Я выйду, свистну.
– Свисти, когда тебя собаки покусают – предложила безжалостно Рита, уходящему во двор Ромке.
Он приложил палец к губам, юркнул между сосной и туей и скрылся.
– Супер – возмущенно устраивая букеты на кованую лавочку в одном стиле с воротами и садясь рядом, пробубнила она – ждет меня Петровка, тридцать восемь. Дожилась.
За ее спиной послышались топот медведя, заросли расступились, и из них вылез Ромка, точнее пока только его голова.
– Бу – напугал он.
Рита снисходительно напугалась (сделала вид) и потребовала:
– Вылезай оттуда.
– Не могу, мне ваза нужна.
Объяснять ему, что это не ваза, а вазон, и скорей всего тяжелый, как мешок цемента, она не стала. Предупредить она, конечно, могла, но не видела в этом толк. Раз уж подвыпивший человек решил чего-то добиться, он будет пытаться это делать. Не факт, что добьется.
Заросли сошлись, и Ромкина голова исчезла, точнее он весь. Но ненадолго.
Послышался голос:
– Рит, – шептал Ромка – Ритка.
– Чего тебе? – не оборачиваясь, поинтересовалась она.
– Ты на стреме?
– Ну и сленг у тебя – кислым голосом заметила она.
– Чего?
– Три судимости за плечами?
– Чего?
– Ничего. – Она махнула в его сторону рукой и двинулась вдоль забора, думая, что будет делать Ромка при встрече
В день последнего звонка в школе на летние каникулы в клубе открывалась дискотека. Только на выходные и до двенадцати ночи. Вот только обидно, что всех отпускали из дома до одиннадцати. Но никого же это не останавливало. Утром Рита говорила бабушке, что пришла в пять минут двенадцатого «Прости, я больше так не буду, опоздала всего на пять минут». Бабушка верила или делала вид. И на следующий вечер отпускала на дискотеку.
На следующий день и последующий месяц все повторялось. Но однажды бабушка не заснула вовремя, то есть сразу после вечерних новостей, и дождалась Риту в половине первого. Не отходя от кассы, отругала и пообещала больше не быть доброй и запереть на замок на все оставшееся лето. Рита с самого утра стала подлизываться к бабуле, вымаливать прощение и обещать не повторять свою ошибку. К вечеру бабуля сдалась.
Это сейчас Рита понимает, что бабушка сразу знала, что не станет исполнять свои обещания, но для пущей грозности и убежденности, а также видимости своего строгого характера и жесткости в воспитании, держала марку. В тот вечер она разрешила погулять с подружками до десяти часов.
До десяти!? Ужас! Кошмар! Позор! Стыдно признаться. Лучше вообще не идти.
Но делать нечего, решила не испытывать судьбу и бабушкино терпение. В полдесятого распрощалась и отправилась домой.
По дороге из клуба ее догнал Ромка с Виталькой Рыжовым, объявили, что проводят до дома. Летний вечер. Еще малышня во дворе многоэтажки носится. В переулке возле дома бабки Игнатовой (соседки Виталика Рыжова), парни остановились и заявили:
– Клубники хочешь?
Рита не успела ответить, как двое одноклассников перескочили через забор и устроились возле него с другой стороны. Ползая на корточках, они срывали и грызли клубнику. Именно грызли. Хруст стоял на пол округи.
– Я ее еще днем, через забор заприметил – шептал Виталька. – Бабка Игнатова ее поливала, клубника шикарная. Да, Ромка?
– Да, вкусная – согласился друг и выругался – блин. Что это такое? Хрум, хрум.
– Хрум, хрум, фу, гадость. Но сладкая. Да?
– Да, хрум, хрум. Вкусная. Тьфу. Противно. Ритка, держи – Ромка протянул руки сверху забора и передал ей горсть клубники.
Рита взяла, но есть не стала. Ее насторожили звуки и реплики друзей с огорода Игнатовой.
Она дождалась, когда они, как кузнечики (в данном случае, как саранча) перескочат через забор, и продолжили путь домой. Она прижимала к груди руки, несла клубнику.
– В зубах застряла – сообщил Виталька – До сих пор на зубах скрипит.
– А я десну поцарапал – пожаловался Ромка.
– Что вы ели? – в недоумении поинтересовалась Рита.
– Клубнику – в один голос ответили парни.
– Бабка Игнатова какой-то сорт вывела. Сладкая. Ничего не пойму – цыкая языком по зубам, сообщал Ромка.
Они как раз подошли к единственному в проулке уличному фонарю, и Рита посмотрела в свои ладошки на клубнику, усиженную маленькими домиками улиток. Это они хрустели на зубах и царапали десна. Она прикрыла глаза, и, стараясь скрыть улыбку, сообщила: