Эхо (сборник)
Шрифт:
Сашка говорил, что я ей нравлюсь. Сашка ходил к ней с цветами, а я ничего не покупал, просто приходил и всё. Но я уезжал в Москву и, конечно, скучал по ней первое время, а потом учёба увлекала так, что всё на свете забывал. Я и в МГУ учился на отлично. Но Элла для меня была мечтой. Не скрою, мечтал о ней. В ней было столько романтичного. И внешность, и осанка, и голос, и поведение. На пианино играла только классику. Я не очень-то разбираюсь в музыке, но слушал с удовольствием, мне нравилось. Всё в ней было прекрасно. Когда отдыхал от занятий, она стояла перед моим воображением: нежная, чистая, хорошая и необыкновенная. Иногда вспоминал Юлю. И даже в воспоминаниях о ней краснел.
Я заканчивал пятый курс. Предстояла защита диплома. Наступил июнь месяц. Диплом уже написан, сдан на кафедру. Готовили аннотацию на защиту, таблицы, графики, формулы. Вышли с ребятами поразмяться в футбол. Мы часто вечером мяч гоняли. И вдруг сосед по общежитию бежит, кричит, что мне телеграмма.
«О, Боже», – подумал я и продолжил игру в футбол. Поехать на похороны я не смог, у меня защита диплома. И до сих пор не могу понять, почему я так поступил. Потом, спустя много лет, я рассказал эту историю Юле. При встрече с ней я опять краснел, хотя уже был в пожилом возрасте. Она знала кое-что в этой истории, но не знала, что я так принял это сообщение. Она думала, что у меня была романтическая любовь. И я так считал. Но до сих пор я себя так и не понял. Про Эллу вспоминаю, и так светло от этих воспоминаний! Она в моей жизни пробежала лёгким ветерком, слегка коснувшись моего сердца, но навсегда осталась в памяти, как чистый, свежий ручеёк.»
Он рассказывал, как бы проживал то время. Наверное, уже не в первый раз. Эти воспоминания грели и одновременно печалили. Многого мы ещё в себе не поняли, да и надо ли?
Тихо падал снег, застилая следы. Каждый думал о своём.
Эхо эха
В жизни всякое случается. А с Мирой всегда история. Она не от мира сего. Вся в мечтах, в переживаниях. Её друг – гитара. Перебирает струны и у неё получается песня. Всегда задушевная и часто грустная. Натура влюбчивая, но сдержанная в проявлении своих чувств. Только если в стихах или на гитаре. У неё роскошные светлые волосы, пышные, слегка вьющиеся. Их даже укладывать не нужно. Носик небольшой, аккуратный, губы пухлые и всегда улыбаются, зубы – жемчуг. Высокая, фигура – само совершенство. Но так случилось, не встретилась ей настоящая любовь. Поклонников много было, но всё не настоящее. Никто не зацепил за сердце. И она предавалась музыке, песням. Часто участвовала на фестивалях авторской песни. Но мечта о любимом не оставляла её. С мужем жизнь не сложилась. И она все свои чувства выкладывала в стихах и песнях.
У Миры был тихий, мягкий и певучий голосок. Слабенький для пения со сцены. Но очень любила петь. Сочиняла песни. Вначале стихи, а потом перекладывала их на мелодии, придуманные ею. Мелодии всегда были нежные, как и слова. Озвучивала всё под своё исполнение на гитаре и размещала их на музыкальном сайте в интернете. Вначале никто не обращал внимания на её песни. Но постепенно стали появляться слушатели. И писали ей отзывы вполне добродушные. Она обрадовалась и стала сочинять с ещё большим азартом. Мира радовалась, что у неё появилась аудитория слушателей, их набралось несколько десятков. И среди них один стал постоянно присылать ей отзывы и письма. Она с радостью отзывалась на эти послания. Звали его Кястутис. Он жил в Литве. Тоже увлекался музыкой. У них образовалась виртуальная дружба, которая так была необходима Мире, перенёсший за последние годы много переживаний и обид. Его тёплые, нежные слова так ласкали её настроение, что он стал её Музой. С этим именем Мира просыпалась и с ним засыпала. Теперь уже небо ей казалось прекрасным в любом виде: хмуром, чистом, солнечном, туманном. Солнце светило, пожалуй, только ей, Мире, которая, буквально, летала. И песен становилось всё больше. Поскольку они жили далеко друг от друга, стали общаться через интернет, где есть возможность поговорить, услышать голос друг друга и может быть где-то подсказать по поводу музыки, улучшить некоторые моменты. Да и вообще что-то виртуально подарить друг другу. И началось… Он звонит ей часто, она не отходит от компьютера, беседуют поначалу долго. Хотелось кое-что узнать друг о друге. Прислушаться к голосу. К его интонациям. Попробовать представить себе человека из далёкого мира, который где-то там… И Мира влюбилась! Ей уже было сорок два года, а она до сих пор ещё не полюбила никого, чтобы «потерять голову». Влюбилась в его голос, в его акцент, в его изысканность в рассуждениях. Он ей рассказывал о своём городе, где жил.
Это небольшой курортный город на берегу Балтийского моря, где всё так мило и красиво: и море, как сказка, и песочек мелкий – мелкий… и дюны. Он говорил: «Когда лежу в дюнах, думаю, может быть и Вы здесь были, на этом самом месте, помните? Там недалеко карликовая сосна, вцепившись корнями в песочный грунт, как бы говорит: «я тут навечно». Ещё очень люблю вечером постоять на пирсе, понаблюдать за чайками, которые с криком летят низко над морем, выискивая добычу. И ещё люблю просто смотреть на воду, которая, мне кажется, тоже поёт. Когда штиль, то нежные звуки всплеска воды, чайки, чистое небо создают грустно-нежное настроение. И я, стоя на пирсе, чувствую себя маленькой песчинкой в этом огромном мире… и думаю о Вас с нежностью». Всё это он произносит мягко, нежно, задумчиво. Мира слушает Кястутиса, затаив дыхание, и представляет всё – всё, о чём он рассказывает.
Мира
Каждая женщина ждёт своего счастья. Своего часа любви именно с одним, только с ним, который где-то обязательно есть. И не всегда его встретишь. А тут ей казалось, что ВСЁ – ЭТО ОН!!! А может быть это долгий прекрасный сон? Но никак не могла решиться сказать ему об этом. Они не переступили порог панибратства. По-прежнему называли друг друга на «Вы». Мире всегда трудно перейти на простое «ты». И Кястутис не торопился. Но он уже немного поостыл к этому общению. Виртуальность есть виртуальность. Она же ничем не закреплена. Это как дуновение ветра, которому свойственна лёгкость, воздушность. И так же легко может улететь.
Как-то Кястутис сказал Мире, что в общем-то уже всё это ему надоело и надо закончить с песнями. Он уже тяготился этим общением, но не решался резко прервать, боялся обидеть хорошего человека. Но утомлялся очень. Не знал что говорить, что писать. И они пересылали друг другу только смайлики. Она ему – солнышко, что означало в её представлении «Ты – солнце моё», а он ей цветочек в знак благодарности за постоянство. Он стал совсем редко писать. И тогда Мира решилась и записала целый альбом своих песен в своём исполнении и переслала ему адрес, где помещён этот альбом. Ответа долго не было. Она решила, что он не прочитал сообщение, и отправила ещё раз. На этот раз он ей написал довольно кратко, холодно и обидно. Ему ничего не понравилось, и просил больше его не беспокоить.
Мира читает и не верит своим глазам. Щёки запылали огнём, дыхание перехватило, минут тридцать она была, как окаменевшая. И отвечает ему:
«Прочитала Ваше назидание, полное презрения и отторжения и, Кястутис, больше Вы меня не увидите и не услышите. Просто Вы меня не так поняли или, вернее сказать, вообще не поняли. Будьте счастливы и спокойны. Удачи.»
Несколько дней Мира ни спать, ни есть, ни думать ни о чём, не могла. Работа не продвигалась. Со всех сторон «шишки» на неё падали по поводу работы. А она приходила домой, заворачивалась в одеяло, пытаясь согреться. И молчала. Внутри поселился холод, который не покидал её. И она представляла себе серое Балтийское море в холодный штормовой день, когда волны безжалостно налетали на берег и смывали с него всё, что могли захватить. Молчала и всё думала, думала, почему же так вдруг резко. Неожиданно. Пыталась понять, что случилось? Она же ничего в ответ не просит! Она просто выразила свои чувства! Почему такая реакция!? «Возможно, я ему очень надоела своей навязчивостью, постоянным вниманием. Он от этого всего утомился, и уже не может ни слышать меня, ни видеть мои сообщения. И мой голос его раздражает. Его от меня тошнит. А я так привыкла к общению с ним, мне так дорого всё это. Мне не надо было перешагивать запретную черту». Навязчивость – это очень плохо, да, она знала. Но где-то ей показалось, что он не против общения по делу и даже просто так – для души. И Мира была бесконечно рада этому. Но, видимо, ошиблась. Желаемое приняла за действительное. И она ему написала: «Мои плохие «стихи» – это не совсем о Вас, это просто о моих впечатлениях по жизни. Я же тоже когда-то любила и была любима взаимно, и страдала, и переживала, и радовалась каждому дню. Вот по памяти записала. Просто встреча с Вами вдохновила меня передать это песнями. Кястутис, не сердитесь на меня, не раздражайтесь, я ничего плохого не сделала. Что ужасного я сделала? Все пишут в своих стихах про свои чувства открыто. А я должна молчать?» И он опять написал ей, что ему этого ничего не нужно более:
«Вы мне очень мешаете! И не обижайтесь. Вы уже знаете, что быть неискренним не в моих правилах. Кроме того, мне есть с кем говорить о любви. Останемся друзьями. Это всё, что я хотел сказать».
Опять Мира думает о том, что он же сам был не против общения, пел ей, присылал свои записи песен! Ведь это было! Для чего? Чтобы потом так унизить и всё уничтожить?! Несколько дней Мира была, как в агонии. Жар сменялся ледяным холодом, не отпускал её. Жгло холодом везде: на сердце, в душе и во всём теле. И забыть это всё никак невозможно, и не слышать его и не читать его записок, даже таких обидных, нет сил. Ей казалось, что небо навсегда повесило тёмную тучу, которая никогда не уйдёт и ливни утопят её вместе с её печалью.