Екатерина Великая (Том 1)
Шрифт:
Новости были. Новый английский посланник Кейт уже нащупывал почву для переговоров о мире…
Однако Фермор получил тогда следующий указ императрицы, где сказано было ясно:
«Никаких предложений главнокомандующему от короля Прусского не принимать, наперёд об них не донеся в Петербург. Военных действий никак не прекращать. Не в опасных негоциациях, а только лишь в сраженьях прочный и честный мир добывается».
Фермор вернулся к армии, но в мае его сняли и главнокомандующим стал генерал-аншеф граф Салтыков Пётр Семёнович, маленький тихий старичок в скромном кафтане, большой любитель псовой охоты.
Тихий
Русский главнокомандующий теперь поставил объединённой армии прямую задачу: овладеть главной берлогой врага – Берлином.
Командовать этой операцией приказано молодому герою боя при Гросс-Егерсдорфе – графу Румянцеву.
Однако у короля Прусского всюду были шпионы, он прознал про этот план и бросился навстречу русским, к Берлину: надо было спасать столицу.
Русские, оставив Франкфурт, снова отошли за Одер, заняли позиции при деревне Кунерсдорф. Позиция, выбранная Салтыковым, тянулась по невысокому хребту холмов – длиной около пяти вёрст, шириной около одной. Хребет лёг с запада на восток. Одним концом он упёрся в реку Одер, другим – в деревню Кунерсдорф. В хребте этом было три вершины повыше – горы Юденберг, Шпицберг да Мюльберг, промеж них – овраги. Горы русские солдаты укрепили шанцами, на горах поставили батареи – пушки и шуваловские гаубицы.
Король Прусский с долгого форсированного перехода сосредоточил свои части в лесу, к северу от хребта, и оттуда немедленно на гору Мюльберг двинул восемь батальонов гренадер. Пруссаки шли как на параде, с развёрнутыми знамёнами, с музыкой, печатая шаг. Пять русских батарей с горы Мюльберг открыли по ним огонь, однако пруссаки быстро достигли мёртвого пространства. Только когда батальоны были уже в ста шагах от окопов – по ним брызнула русская картечь… Прусские гренадеры прорвались сквозь чугунный дождь, бросились в штыки, выбили русских защитников из окопов и в десять минут захватили до семнадцати пушек.
Король бросил было вперёд кавалерию, чтобы преследовать отходящих русских, но кавалерия застряла в лесу: там оказалось множество прудов и речек, чего заранее не разведали. Мало оказалось у пруссаков и пушек, А русская артиллерия со Шпицберга взяла теперь Мюльберг под прицельный огонь.
Король приказал тогда взять и Шпицберг. Гренадерам для этого пришлось преодолевать глубокий овраг между Мюльбергом и Шпицбергом, а он тоже был не разведан. И по атакующей прусской пехоте, лезущей почти по отвесным стенкам, била русская картечь, и каждая ружейная пуля находила тут свою цель: овраг этот был всего в 60 шагов ширины.
Колонна принца Вюртембергского пыталась было обойти овраг, чтобы ударить во фланг русским защитникам Шпицберга, русская артиллерия разгромила колонну, отбила все атаки. Напрасно генерал Путцкаммер бросился на гору в конную атаку с гусарами – атака захлебнулась, генерал был убит. В безуспешной конной атаке был ранен и генерал Зейдлиц.
Напротив
Король Фридрих Великий был потрясён. Смят. Подавлен… После того как гренадеры захватили гору Мюльберг, он был уверен, что выиграл бой. Он уже отправил в Берлин хвастливые пышные реляции. Он сам бросался в самые опасные места, но спасти положения не мог. Два коня были убиты под ним, его мундир и плащ пробиты пулями, от тяжёлого ранения в бедро его спас только золотой пенал с пером и чернильницей, который был у него в кармане – пуля отскочила от него…
– Всё пропало! Всё пропало! – истерически кричал король Фридрих, когда его окружала уже русская кавалерия – Притвиц, Притвиц, спасай короля! Я погибаю! Почему для меня не нашлось ядра?
И следующую «самую тяжёлую в его жизни» ночь король провёл в маленькой деревенской гостинице. За пивным дубовым столом при свете огарка он в отчаянии лихорадочно строчил в Берлин своему министру графу Финкенштейну:
«Всё гибнет. Из сорока восьми тысяч солдат, которые я имел сегодня утром, у меня едва ли наберётся три тысячи… Всё бежит… Все мои возможности исчерпаны до дна. Больше у меня ничего нет… Не выдержали солдаты – они были на ногах подряд третий день, пошли в бой прямо после девятичасового марша. Русские возьмут теперь Берлин. Нет, я не переживу этого. Я покончу с собой… Прощай, прощай навсегда!»
Петербург пышно праздновал эту победу, торжествовала вся Россия. Гремели пушечные салюты, звонили колокола, пели молебны. Армии было выдано полугодовое жалованье не в зачёт.
Больная, уже не покидавшая почти своих покоев Елизавета Петровна горько плакала – жалела своих солдат, которых под Кунерсдорфом было убито 2 614 да ранено 10 864…
Русская армия после этой победы стала на зимние квартиры уже в Пруссии на берегах реки Одера.
Но тихий старичок Салтыков оказался очень неуживчив с союзными австрийцами.
– Они хотят нашими руками жар загребать! – говорил он. – Они прячутся за нашей спиной! Австрийцы нас сюды и позвали, чтобы губить… Русские-де пусть дерутся, а они за нашей спиной будут делать диверсии. Нет, эдак не будет!
И кампания лета 1760 года снова затянулась, снова пошли слухи, что и Салтыков опять получает приказания от наследника Петра Фёдоровича и его жены. Лишь только осенью того года Фермор двинулся на Берлин, и 27 сентября генералы Чернышёв [48] и Тотлебен приняли Берлин по капитуляции. На Берлин была наложена контрибуция в полтора миллиона талеров.
48
Чернышёв Захар Григорьевич (1722 – 1784) – граф, во время Семилетней войны генерал-поручик, при Екатерине – фельдмаршал и главноначальствующий в Москве.