Екатерина Великая (Том 1)

Сахаров Андрей Николаевич

– Однако?.. Что ты говоришь такое, старина?.. Я в толк не возьму. А мои голштинцы?..

– Ваше Величество, в Ораниенбауме нет зарядов к пушкам. За зарядами надо посылать в Петербург. Ваше Величество, сие место не годно для обороны. Я слишком хорошо знаю русского солдата. Когда он увидит, как вы слабы и как сильна она, он убьёт вас и женщин и предастся Императрице… Вам надо поразить солдат, снова привлечь их на свою сторону, а не воевать.

Старый Миних задыхался от волнения.

– Что ты говоришь, братец?.. Поразить солдат?.. А дисциплина?.. Я им прикажу… вот и всё!.. Прикажу!..

– Ваше Величество,

поздно приказывать, когда, может быть, она тоже уже приказала. Памятуя вашего славного деда, возьмите ваших гусар и во главе их скачите в Петербург. Смело явитесь перед полками гвардии. Укажите им долг, к которому призывает их присяга… Скажите им, кто вы, чья кровь течёт в ваших жилах, спросите, чем они недовольны, и обещайте удовлетворить все их желания. Так поступил бы ваш дед. Поступите и вы так…

– Что?.. Просить?.. Торговаться?.. Уговаривать?.. Мне?.. Государю?..

– Ваше Величество, я не сомневаюсь в успехе. Личное появление вашего деда не раз предотвращало и большие опасности. Вспомяните стрелецкий бунт… Сколь подобно нынешнее положение тому… Там сестра Государева, царевна София… Непокорных казните.

– А, что?.. Рубить самому головы?.. Казнить?..

– Ваше Величество, долг Государей не только миловать и жаловать, но более того, когда нужно – казнить. Притом за вами их присяга, они вам целовали крест.

– Вздор, старина, вздор… Как легко они изменяют присяге.

Генерал Мельгунов вмешался в разговор.

– Ваше сиятельство, – сказал он, – вы не находите, что Его Величество не может рисковать своею жизнью в столь ответственную минуту…

– У кого из солдат поднимется рука на священную особу Государя?

– О-о-о! Ваше сиятельство!..

– Оставьте, судари… Всё то, что говорил фельдмаршал, всё сие есть прекрасно… Но я… Я не доверяю Императрице. Она может меня оскорбить.

Кругом стояли все придворные и гости, и каждый теперь считал себя вправе подавать советы Государю. Прусский посол Гольц говорил, что надо скакать в Нарву к войскам, там собранным для похода в Данию, и идти с ними на Петербург.

– Только не сидеть здесь, в ловушке, Ваше Величество.

Этот совет понравился Государю. Тут же на парапете набережной фонтанного канала он написал главноприсутствующему в Ямской канцелярии генерал-поручику Овцыну приказ о немедленной доставке к Петергофу пятидесяти ямских лошадей и подготовке Нарвского тракта для императорского проезда. Но всё это вдруг утомило Государя. Он вспомнил, что он ещё ничего с утра не ел. На лужайке у фонтанного канала были постланы скатерти-самобранки и был приготовлен завтрак im grunem. [135]

135

Среди природы (нем.).

Государь сразу стал весел и беспечен. Там что-то замышляла Государыня! Пустяки! Здесь было нечто существенное.

– Елизавета Романовна!.. Нарцисс!.. Судари, прошу без мест. Places aux dames… [136]

Тарталеточки, таящие во рту, котлеты де-воляй, венгерское и французское вина – всё это располагало к веселью, а не к войне. Фрейлины смеялись и тоже, казалось,

забыли свои страхи. А когда со стороны Ораниенбаума вдруг раздался по главной дороге мерный и дробный стук подков рысью идущей конницы, когда из-за деревьев появился знакомый бравый гусарский полковник с трубачом, поскакавший к Государю за приказаниями, – бодрость и жажда боя и победы охватили Государя. Он поднялся с ковра, на котором сидел подле Елизаветы Романовны, порывисто подошёл к полковнику и озабоченно стал отдавать распоряжения для боя. Он мнил себя в эти мгновения полководцем и мысленно любовался собою. Как бы оценил его Фридрих!..

136

Место дамам… (фр.)

– Моим гусарам занять Зверинец… Разведочные партии послать к Петербургу. Флигель-адъютанту Рейзеру, взяв шесть гусар, скакать немедля к Красному Селу, где у Горелого кабачка перехватить Воронежский пехотный полк, марширующий на Нарву, и повернуть его на Петербург. Голштинскому отряду, как только подойдут, копать шанцы вдоль Зверинца.

Теперь, когда между Императрицей и Петергофом стали голштинские гусары, всё стало казаться Императору просто забавным манёвром.

На лужайке у спуска к каналу, на пёстрых коврах, над белыми скатертями громадными цветами лежали дамы. Они щебетали, как птицы, не подозревая об опасности. Елизавета Романовна наполнила золотой кубок шипящим вином и поднесла его Государю.

– Бедненький, всё с заботами… Ни поесть, ни попить не дадут. Коварная Императрица!.. Ныне, Ваше Величество, изволили убедиться, что я вам говорила правду.

Пудель, играя, прыгал на грудь Государя, арап Нарцисс отгонял его.

– Горько!.. – пьяным голосом крикнул Мельгунов. Елизавета Романовна погрозила ему пальцем.

Ничего не было слышно про Императрицу и её войска, всё было тихо и мирно, всё было так беззаботно в этот прекрасный июньский день.

XXIII

Жара спадала. Западный ветер стих и сменился лёгким, прохладным бризом. Море успокаивалось, молодые петровские дубы и липы невнятно шептали над головами пирующих гостей. И всё кругом было тихо.

Так было странно поэтому, когда кто-то высказал предположение, что если бы Императрица и точно самодержавно воцарилась, то с крепости стреляли бы из пушек, и это было бы здесь слышно. Император вспылил:

– Пффф!.. Оного недоставало! Сказал тоже: воцарилась!. Да там мои войска, моя гвардия и мои преображенцы… Им я во как верю!.. Самодержавно!.. Моя жена – самодержавно!.. Скажешь тоже, братец, самодержавно, чего не разумеешь.

Государь прошёл вдоль канала.

– Миних, – сказал он по-немецки, – когда я послал Трубецкого, Шувалова и Воронцова?.. А?.. Что?.. Как полагаешь, они могли бы уже вернуться?.. Не так это далеко… Они, чаю, скакали во весь опор.

– Ваше Величество, есть «эхи» – они присягнули Императрице.

– Вздор!.. Они?.. Как-кое без-зумие!.. А что Воронежский полк?.. Он давно должен быть здесь…

– Ваше Величество, тут был крестьянин из Горелого кабачка, он был самовидцем того, что там случилось. К Воронежскому полку приехал кто-то из Петербурга и сказал, что все войска присягнули Императрице.