Екатерина Великая (Том 2)
Шрифт:
Русские кое-как взяли первые три крепости, разрешив гарнизонам уйти, но перед Измаилом остановились.
Измаил стоял на пересечении путей из Галаца, Бендер, Хотина и Килии и запирал вход через Дунай и Добруджу. В течение многих лет Турция укрепляла эту крепость с помощью французских инженеров. Вал её, высотою до четырёх сажен, в окружности достигал около семи вёрст, и на нём было расставлено несколько сот орудий. Среди тяжёлых гаубиц была одна, которая стреляла пятнадцатипудовыми снарядами. Глубокий ров, шириной в шесть сажен и глубиной до семи, шёл вокруг всей крепости. В крепости было восемь больших бастионов и
Русская армия, стоявшая под Измаилом, насчитывала 28 тысяч человек, среди которых было много больных. Половину войск составляли казаки, вооружённые только пиками и не привыкшие к пешему бою. Осадной артиллерии почти не было, в полевой был один комплект снарядов. Солдаты оставались раздетыми, разутыми и голодали.
Светлейшему, как и Екатерине, было ясно: только один человек мог бы взять Измаил – Суворов. О нём при дворе вспоминали всякий раз, когда наступал критический для России момент, и тотчас же забывали, едва опасность проходила.
Более года, со времени Рымника, Суворов жил в одиночестве и бездеятельности в Бырладе. Он был единственный из генералов, никогда не приглашавшийся Потёмкиным в главную квартиру на шумные пиры, которые там устраивались. О Суворове Румянцев-Задунайский говорил: «Вот человек, который хочет всех уверить, что он глуп, и никто не верит ему».
Сам Александр Васильевич очень хорошо понимал, что, пока жив Потёмкин, он будет оставаться в тени. Это угнетало его, характер его портился, а странности стали проявляться всё чаще и сильнее.
Теперь, когда светлейший 30 ноября 1790 года обратился к нему с письмом, возлагавшим на него руководство всеми операциями против Измаила, Суворов обрадовался – бездействие ему надоело. Но он понимал, что эту задачу ему поручили потому, что она почти невыполнима.
– Обещать нельзя. Посмотрю, – отвечал он светлейшему.
Впрочем, и сам Потёмкин сомневался в возможности взять Измаил. В своём письме к Суворову он ругал генералов, руководящих осадой: «Получается некоторый род сейма нерешительного», указывал на то, что «сторону города к Дунаю я почитаю слабейшею» (впоследствии это подтвердилось), и тут же писал ему, что «если он (Суворов) не совершенно уверен в успехе, то лучше б не отваживался на приступ».
На другой день в русском лагере под Измаилом показался всадник – это был Суворов. За ним ехал казак с узелком одежды. Вдали видны были ещё 40 казаков. Из частей своего корпуса Суворов взял только свой любимый Фанагорийский гренадерский полк, 200 казаков и 150 егерей – добровольцев под командой князя Лобанова-Ростовского.
21
ИЗМАИЛ
Когда Суворов прибыл к Измаилу, осаждавшие его армии уже отступили от крепости. Корпус генерал-поручика Павла Потёмкина отошёл далее всех. Остальные части до установления зимних квартир расположились длинной дугой на расстоянии трёх и более вёрст от неё.
Один контр-адмирал де Рибас по-прежнему стоял с флотилией на Дунае. Он отличался беспокойным характером, не давал туркам передышки, и у него не проходило ни одного дня без стычек.
Через четыре дня после
Суворов первые дни посвятил тщательному изучению крепостных укреплений. Он ездил в сопровождении всех главных начальников для того, чтобы разъяснить им, в каких пунктах и как вести колонны на приступ. Сам он пришёл к выводу, что Потёмкин прав и та часть крепости, которая прилегает к Дунаю, наислабейшая. Но об этом он не сказал никому ни слова. Турки, вначале было обстреливавшие русских генералов, ездивших вдоль крепостной стены, потом привыкли к их рекогносцировкам и перестали на них обращать внимание.
Суворов приказал на некотором расстоянии от крепости построить точную копию измаильских стен, с таким же рвом, насыпью и палисадами.
Все части по очереди проходили обучение. Они устремлялись ко рву, забрасывали его фашинами, [80] перебегали к стене, связывали лестницы и взбирались по ним. Взобравшись, разрушали палисады и бросались в штыковую атаку. Зная, что в Измаиле узкие улицы и много каменных зданий – ханов, которые придётся брать с бою, Суворов велел спешить почти всех казаков и начать обучение их уличному бою. У казаков пики были укорочены наполовину. Их части были соединены с пехотными.
80
Фашина – перевязанный прутьями или проволокой пучок хвороста.
Для овладения каменными зданиями Суворов изобрёл особую тактику. Лёгкое полевое орудие наводилось прямо на ворота, и после того, как их пробивали, здание бралось штыковой атакой. Лёгкие же орудия должны были после прорыва в крепость двигаться впереди атакующих групп и простреливать узкие улицы.
Для того чтобы накормить солдат и уберечь их от ночных холодов, Суворов приказал вызвать всех маркитантов – торговцев из Галаца, а костры топить тростником, который рос в изобилии вокруг Измаила.
Через девять дней после своего прибытия к войскам он закончил все приготовления к штурму и созвал военный совет.
– Два раза русские подходили к Измаилу, – сказал он, – и два раза отступали. В третий раз остаётся нам только взять его или умереть со славой. Правда, крепость сильна, гарнизон – целая армия, но ничто не устоит против русского оружия. Я решился овладеть этой крепостью или погибнуть под её стенами.
Всего в осаждающей армии было тринадцать членов военного совета, из них самым младшим – казачий атаман Платов.
Он первый произнёс слово «штурм», и все остальные повторили его.
Постановление военного совета было кратким: «Приближаясь к Измаилу по диспозиции, приступить к штурму безотлагательно».
Сераскиру Аудузлу-паше Суворов послал записку:
«Сераскиру, старшинам и всему обществу. Я с войсками сюда прибыл. Двадцать четыре часа на размышление – воля, первый мой выстрел уже неволя; штурм – смерть. Что оставляю вам на рассмотрение».
Сераскир ответил витиеватым письмом, в котором советовал русским отступить ввиду наступления бурной погоды и недостатка во всём необходимом, в то время как в Измаиле всё есть в изобилии. Если же они настаивают на прежнем своём предложении, то ему нужен месяц срока, чтобы снестись с великим визирем.