Екатерина Великая. 3-е издание
Шрифт:
Запрос комиссии правомерен, ибо ей были известны негодующие или наполненные сарказмом заметки императрицы на полях доклада. Так, комиссия предлагала поощрять службу дворян в иностранных государствах, ибо «ничего так не приводит военнослужащего в совершенное знание его должности, ничто так не вкореняет его храбрость и честолюбие, как многие добрые примеры, подражание и экспериенция». Против этого рассуждения Екатерина начертала: «N.B.: и ничто так как в Париже по спектаклям и в вольных домах шататься». Раздражительными ремарками Екатерина встретила и некоторые другие пункты доклада.
Комиссия так и не получила ответа на свой запрос. Таким образом, ее старания оказались напрасными. Остается гадать, почему императрица отклонила доклад комиссии и почему она в конечном счете похоронила свое же намерение расширить привилегии дворян.
Наиболее
Этот главный мотив отклонения доклада комиссии можно дополнить и проявленной императрицей осторожностью относительно предложения отменить соответствующие статьи Табели о рангах, предоставляющие возможность влиться в дворянское сословие по выслуге. Наследственное дворянство получили лица, удостоенные первого офицерского звания на военной службе и восьмого ранга – на гражданской. На практике это означало, что в дворянство возводили Военная коллегия, Сенат и прочие коллегии, в то время как комиссия считала присвоение дворянского звания исключительно прерогативой монарха. Следовательно, многим дворянам предстояло доказывать монарху свое право принадлежать к этому сословию, что вызвало бы их недовольство.
Императрице довелось расхлебывать дела, оставленные в наследие не только супругом, но и Елизаветой Петровной. Речь идет о государственном межевании, начатом еще в 1755 году и проводившемся столь медленно, что за истекшие одиннадцать лет удалось обмежевать только 359 дач Московской губернии общей площадью 57 319 десятин. Медлительность была обусловлена недостаточным выделением материальных и людских ресурсов (геодезистов, инструментов и др.), а также жесткими требованиями для помещиков подтверждать свои права на землю соответствующими документами. В течение десятилетий и столетий небрежное хранение грамот на пожалования и выписок из писцовых книг приводило к их полной утрате, в поисках необходимых документов помещики обивали пороги присутственных мест. И не всегда эти поиски завершались успехом, так что процедура закрепления земли растягивалась на многие годы.
20 февраля 1765 года императрица издала указ, начинавшийся словами: «Мы подлинно ведаем, что межеванье к государственному и народному спокойствию весьма нужно для пресечения беспрестанных тяжб, драк, смертоубийств, а чрез то и умножающихся в присутственных местах затруднительных дел». Специально созданной комиссии о государственном межевании в составе генералов Панина, Мельгунова, Муравьева, президента Вотчинной коллегии Лунина и генерал-квартирмейстера князя Вяземского было поручено «рассмотреть, как удобнее и полезнее межеванье производить», какие коррективы надлежало внести в межевую инструкцию, чтобы избежать «неудобств и затруднений»61.
Комиссия предложила утвержденные императрицей, принципиально отличавшиеся от прежних правила межевания, фактически положившие начало новому этапу в проведении этой важнейшей правительственной меры – манифест 19 сентября 1765 года устранил главное препятствие, замедлявшее межевание: отныне от землевладельца не требовались документы, подтверждавшие его право на владение землей. Граница между владениями считалась законной, если ее не оспаривали соседи62. Таким образом все захваченные помещиками земли казны объявлялись им принадлежавшими. Подобных земель к концу XVIII века было зарегистрировано не менее 50 млн. десятин.
Перспектива
Наиболее сложный и запутанный узел, который Екатерине предстояло развязать или разрубить, находился в области внешней политики. Заметим, что императрица во внешней политике, как и во внутренней, предпочитала не разрубать, а развязывать узлы, избегать крутых поворотов. 1 ноября 1762 года она изложила канцлеру Воронцову принципы, которыми решила руководствоваться во внешней политике: «При настоящем нерушимом состоянии европейских дел осторожность в новых алиациях и доброе внутреннее состояние должны быть нашим политическим правилом»64.
Первоочередная внешнеполитическая задача состояла в том, чтобы вывести Россию из тупиков, в которые ввергнул ее неистовый поклонник Фридриха II Петр III. Взойдя на престол, он поспешил заключить с Пруссией, с которой Россия вместе с союзниками воевала в Семилетней войне, не только мир, но и союз, передав в распоряжение прусского короля корпус Чернышова. В Берлине высоко оценили услугу русского императора. Министр Фридриха II Финкенштейн писал прусскому послу в Петербурге Гольцу: «Я желаю одного, чтобы этот государь, который кажется рожден для счастия Пруссии, жил и держался на русском престоле»65. Взамен прусский король обещал Петру III оказать помощь в осуществлении абсолютно бесполезной для России затеи – отвоевания у Дании Шлезвига, полвека тому назад захваченного ею у Голштинии. Готовясь к походу против недавнего союзника, Петр III выступал в роли не Российского императора, а голштинского герцога. Парадокс поведения Петра Федоровича состоял в том, что он, покидая своих союзников, призывал их последовать своему примеру и немедленно заключить мир с Пруссией, прекратив взаимное истребление людей и истощение экономических ресурсов стран. Иными словами, он выступил, с одной стороны, в роли миротворца, а с другой – зачинателя новой бойни.
Само собою разумеется, что этот неожиданный поворот в политике Петра III вызвал осуждение и резкий протест союзников России: Австрии, Саксонии, Дании, Швеции, Франции. После же переворота, совершенного Екатериной, Фридриха охватила такая паника, что он немедленно велел перевезти казну в Магдебург.
В сложившейся ситуации Екатерина проявила незаурядные дипломатические дарования: непоколебимую настойчивость в достижении поставленной цели, умение проявлять жесткость или, наоборот, выглядеть обаятельной в установлении доверительных отношений. В противоположность голштинцу Петру III, представлявшему на российском троне интересы Пруссии и Голштинии, немка Екатерина свято блюла интересы России. Она проявила широту взглядов на обстановку в Европе и место в ней России. Екатерина нисколько не лукавила, когда 17 ноября 1762 года писала Фридриху II: «Я чистосердечно сознаю, что принятая мною система не может одинаково нравиться всем моим друзьям… но я следовала в этом случае правосудию, интересу своей империи».
Первым внешнеполитическим шагом императрицы стала отмена датского похода, непопулярного как в армии, так и среди вельмож. Потребность в подобной акции со стороны Екатерины была настолько очевидной, что ее реализация не создавала простора для проявления мудрости. Другое дело – отношения со своими бывшими союзниками и с недавним противником. Возобновление союзнических обязательств и вероятное продолжение войны против Пруссии если и не были смертельно опасными для Екатерины, то во всяком случае не прибавляли ей популярности. Но еще больше бы охладели к ней ее сторонники, если бы она придерживалась внешнеполитической линии своего покойного супруга. Императрица избрала компромиссный путь: она осталась верной выходу из коалиции; более того, она претендовала на роль посредницы в мирных переговорах между союзниками и Пруссией, впрочем, дружно отклоненной обеими сторонами, ибо Пруссия считала, что это посредничество будет не в ее пользу, так как Россия настаивала на выходе прусских войск из Саксонии, а союзники полагали, что императрица будет симпатизировать не им, а кумиру своего покойного мужа Фридриху II.