Екатерина Великая. Биография
Шрифт:
Странный фарс мировой истории: толстый Людовик остается глух к новой музыке, зазвучавшей в его стране, и кроты, подрывающие его трон, становятся бардами самодержицы всероссийской! Двойной фарс: духовный глава самого верующего на земле народа становится идеалом просветительной литературы. Духовенство встречает в лице Екатерины верного союзника в борьбе за власть над умами.
Она молится и постится точно так же, как молилась и постилась "благочестивейшая императрица Елизавета".
Но то, что являлось у Елизаветы естественным, Екатерина делает только для внешности. Никто из представителей духовенства не имеет влияния на настроение и умо-воззрение, и в тех случаях, когда речь идет о светских вопросах власти, союзница превращается
Если Екатерина желает управлять в духе Монтескье, то она должна усматривать центральную проблему в отмене крепостного права. Это не только проблема свободы личности в ее простейшей, примитивнейшей форме, это, помимо социальной проблемы, и проблема духовная, не терпящая компромиссов. Речь идет не о том, чтобы облегчить положение крепостных, уменьшить их количество наполовину или на три четверти. Если Екатерина и впрямь желает управлять, опираясь на волю народа, то в ее стране вообще не должно было бы быть рабов.
По филологической иронии русского языка крепостные именуются "душами", и средней ценой "души" считается тридцать рублей. Что бы ни совершила Екатерина для блага своей страны, для ее величия, славы и цивилизации, все это - с точки зрения гуманности - остается штукатуркой, фасадом, праздным отводом глаз до тех пор, пока в стране существуют люди, которых можно продавать, как животных, души, лишенные права распоряжаться своими телами.
"О, свобода, душа всех вещей, без тебя все мертво", - пишет Екатерина. Но если свобода самая драгоценная на земле вещь, то нетрудно высчитать стоимость всего того, чего достигает Екатерина, опираясь на рабство своих подданных: меньше тридцати рублей.
Как раз при попытке разрешения этой самой жгучей из всех проблем Екатерина испытывает самое суровое столкновение с действительностью. Это столкновение происходит в первые же недели правления и чрезвычайно характерно, что она никогда не упоминает об этом решающем эпизоде, предпочитает выслушивать все упреки в непоследовательности, но не сознаться в том поражении, которое понесла ее оптимистическая вера в людей.
Положение крепостных не повсюду одинаковое. У благоразумных помещиков, понимающих, что в их собственных интересах "беречь и кормить свою дойную скотинку", крепостным живется ненамного хуже, а в некотором смысле даже спокойнее, чем остальному европейскому земельному пролетариату. Но в фабричных и горнозаводских районах их жизнь сплошной ад.
Купленные мужики дешевле всего прочего рабочего инвентаря, и соответственно с этим их меньше щадят, их рабочее время не ограничено, их питание сведено к минимуму, телесные наказания применяются беспрерывно. Никаких гигиенических или профилактических мероприятий нет и в помине, работа в рудниках не только адски тяжела, но сопряжена с опасностью для жизни.
Уже в правление Елизаветы в среде этого несчастного пролетариата происходили неоднократно бунты, и в этих случаях вызывались всегда близлежащие войска, и зачинщики образумливались соответственным количеством ударов кнута. 8 августа 1762 года, то есть на шестой неделе своего правления, Екатерина издает манифест, посредством которого она надеется подрубить зло в корне: она запрещает собственникам заводов и рудников покупать крепостные души и требует, чтобы они удовлетворялись вольнонаемными,
Екатерине никогда не придется издать этот указ, потому что все происходит совершенно иначе, чем она предполагала. Екатерина знает народ только по французской литературе и имеет о нем такое же идеализированное представление, какое имели французские писатели до того времени, пока пробужденные ими от сна и впрямь проснулись, чтобы доказать разбудившим их, что они мечтатели. Екатерина разочаровалась в действительности на тридцать лет раньше, чем Мирабо и Бомарше: не успевает дойти до провинции ее указ, желающий превратить продажных рабов в свободных людей, как мужики по большей части просто бросают работу, отправляются в соседние районы и мутят там своих товарищей, собирают подписи с целью организации всеобщей забастовки, избивают тех, кто продолжает ходить на работу в рудники, громят их дома, распространяют подложные манифесты. Освобожденные рабы, вместо того чтобы стать благодарными подданными, превращаются в диких опасных бунтовщиков.
Бунт может привести к самым тяжелым последствиям. Дело идет не только об ущербе, наносимом фабрикантам и владельцам рудников, но и о государственном порядке, которому угрожает опасность со стороны разгуливающих повсеместно толп безработных и разносящих смуту крестьян. Необходимо их образумить, заставить вернуться на работы. Впоследствии, утешает себя Екатерина, впоследствии она расследует зло до корня, воспитает этих людей, сделает их зрелыми для свободы; в данный же момент ей не остается ничего другого, как сделать то же самое, что делали ее предшественники: она посылает для борьбы с мятежниками несколько полков под верховным командованием князя Вяземского. При прежних бунтах достаточно было кнутов, теперь же Вяземский пускает в ход пушки.
Несколько позднее положение горнорабочих в известной степени улучшается. В царствование Екатерины казна приобретает значительную часть рудников и обращается с работающими в них крестьянами значительно лучше, чем это делали частные капиталисты. Но это только небольшая практическая реформа. Она не имеет ничего общего с идеей свободы. Эта идея стала для Екатерины далеким религиозным словом, которое она всю свою жизнь повторяет, подобно тому, как продолжают повторять слово "Бог" люди, давно утратившие веру.
В вопросах внешней политики Екатерина так же мало прислушивается к советам Бестужева, как в вопросах внутренней политики к советам Панина.
На другой же день после своего восшествия на престол она призывает в Петербург того, кто первым подумал о возможности возложить на ее главу российскую корону, кто конспирировал для нее, кто молчал и прожил из-за нее четыре года в изгнании. Она высылает ему навстречу своего нового старшего камергера, графа Григория Орлова, принимает его с распростертыми объятиями как любимого отца, отводит ему квартиру в Летнем дворце и кормит от собственного стола. И все же обе стороны тяжело разочарованы.
Бестужев стал стар - не потому, что постарел на четыре года, а потому, что на протяжении этих четырех лет оставался вдали от сменяющихся событий и поэтому не изменился. Он все еще верит в свою старую систему, в единоспасительную политику европейских союзов. Екатерина же давно поняла, что исполинская, независимая и именно вследствие своего полуварварского состояния не могущая быть оккупированной Россия от каждого союза может только потерять. Россия должна занять такое положение, при котором она находилась бы в мире со всеми европейскими державами, была бы им желанной и при этом исподволь бы руководила ими всеми. Петр Великий готов был заплатить любую цену за одно только право играть в европейском оркестре, а Екатерина, уже после нескольких недель пребывания у власти, хочет стать дирижером этого оркестра.