Екатерина Великая

Краснов Петр

— Кирилл Григорьевич?..

— Ценю в нём его прямоту, честность и верность мне… Он к тому же не чета вам — примерный муж и семьянин. Берите с него пример.

— Лев Нарышкин?

— Мне нравятся его милые шутки. С ним весело, и он не мучит неуместными и непозволительными объяснениями в любви.

— Неужели толстый Большой Пётр?

— Он хорошо поёт.

— Да… у каждого таланты!.. Но… скажите всё-таки?.. Захара Чернышёва вы любите больше, чем меня?..

— Вы несносны. Настойчивость ваша меня изводит. Ну, хорошо, я скажу вам: вы нравитесь мне больше других. Что из этого?..

Я прошу вас оставить меня. Что могут подумать обо мне?.. Наше отсутствие вдвоём может быть замечено и дурно истолковано. Вы знаете, как люди злы.

— Марии Симоновны здесь нет и некому доносить и сплетничать.

— Вы забываете, что у меня есть муж, что он здесь и что вы — соперники. Он влюблён в меня больше вашего.

— Н-ну!.. Скажите мне… Одно…

— Ничего не скажу — уезжайте…

— Я не уеду от вас до тех пор, пока не услышу от вас самих, что вы неравнодушны ко мне.

— Да… да… Только убирайтесь…

Екатерина Алексеевна звонко и весело смеялась.

— Хорошо, запомните — слово дано…

Салтыков дал шпоры и помчался к опушке.

— Нет!.. Нет… — крикнула ему вслед Великая Княгиня.

— Да!.. Да!.. — донеслось до неё с опушки.

V

Государыня потребовала к себе Чоглокову. Мария Симоновна догадалась — её ожидал разнос. Если разнос будет по-французски — это ничего, но если по-русски — она сильно провинилась перед Государыней, — тогда хоть и не оправдывайся.

Разговор начался по-русски. Мария Симоновна опустила глаза и сделала самое смиренное лицо.

— Что сие, матушка, — гремела ворчливым голосом Государыня. — Великий Князь мне жаловаться изволил, что Великая Княгиня с Салтыковым обманывает его и смеётся над ним… Твой муж колпак и крутом тебя сопляки, которые вовсе ничего не смотрят.

Когда пошли такие выражения — возражать и оправдываться было бесполезно. Мария Симоновна ниже опустила голову и сложила на груди прекрасные белые руки.

— Ты смотри у меня… Я не для того тебя в гофмейстерины поставила, чтобы Великого Князя в обиду соплякам давала. Не дура, слава Богу, сама детей имеешь, понимать должна, что можно и чего нельзя. Шестой год идёт, что Великая Княгиня замужем, а где он, России пожеланный наследник? Ты меня поняла, надеюсь?..

— Поняла, Ваше Величество.

— Ну, ступай. Да приструнь всех сопляков. Пора делами заниматься, а не амурной болтовнёй.

Из государынина кабинета Чоглокова прошла к покоям Великой Княгини и, неслышно отворив дверь, вошла в комнату.

Великая Княгиня сидела с книгой в кресле… Она посмотрела на гофмейстерину, заложила пальцем страницу и прикрыла книгу. В её глазах был вопрос.

— Ваше Высочество, простите, без доклада… Я к вам от Её Величества. Я имела сейчас пренеприятный разговор с Её Величеством. Разговор был о вас.

— В самом деле?.. C'est interessant!.. [39] Чем я провинилась?

— Великий Князь на вас жаловался.

— Да?..

— Он говорил, что Ваше Величество часто бывает в обществе графа Салтыкова.

Великая Княгиня пожала плечами.

— Что тут удивительного — он мой камергер… Всегда притом же на людях. Я

никому не жалуюсь, что Великий Князь откровенно строит куры Воронцовой.

— Ваше Высочество, — вкрадчиво и таинственно зашептала Мария Симоновна, — вы меня знаете не первый год. Вы можете мне доверять. Я — мать… У меня большая семья. Вы понимаете, что я могу быть вам полезной. Для взаимной любви и облегчения супружеских уз нужно уметь прощать друг другу случайные увлечения. Они неизбежны. Положение ваше, как Великой Княгини, не из лёгких. Когда мы, простые смертные, не имеем в супружестве детей — это грустно и тяжко, но это простительно. Вы — супруга наследника Российского престола, и Ваше Высочество поймёте меня, когда я вам скажу, что первейшая обязанность ваша есть — иметь сына…

39

Это интересно!.. (фр.).

— Мария Симоновна, я тоже всегда была до конца откровенна с вами. Оное не от меня зависит… Супружеские узы священны.

— Ваше Высочество, бывают положения, которые обязывают… Любовь к отечеству должна быть превыше всего. Она должна превозмочь всё и обойти все препятствия. Король французский, говорят, не мог иметь детей, но у него были дети… Я надеюсь, что вы меня понимаете?

— Я не хочу вас понимать, Мария Симоновна, и я хотела бы не слышать того, что вы мне сейчас сказали. Оставим сей разговор.

Великая Княгиня отошла к окну и стала спиною к своей гофмейстерине. Она, видимо, была сильно взволнована и смущена.

— Ваше Высочество, — настойчиво продолжала Мария Симоновна, — верьте… Ничего худого… Дело такое простое. Прямо сказать — житейское дело… Сколько кругом вас нашей блестящей и прекрасной молодёжи и всё молодец к молодцу… Ужели, Ваше Высочество, никто вам не понравился?..

— Они мне все дороги, и я их всех равно люблю и жалую.

— Ах нет!.. Не то, не то!.. Равно всех любить нельзя. Всегда есть кто-то, кто любезен нашему сердцу больше других. И мать детей как будто равно любит, а всё есть один… любимчик.

— У меня такого нет.

— Ваше Высочество, я предоставляю вам выбор между Сергеем Салтыковым и Львом Нарышкиным. Скажите мне только одно слово, и, верьте, с моей стороны затруднений не станет.

Великая Княгиня быстро повернулась к Марии Симоновне. Был прям, долог и пронзителен её взгляд. Чоглокова выдержала его, не смутившись.

— Если я не ошибаюсь, ваш избранник Нарышкин?

— Нет… Вовсе нет… Оставьте меня, Мария Симоновна.

— Ну, если не Нарышкин, то, конечно, Салтыков.

Мария Симоновна с высоко поднятой головой вышла из комнаты Великой Княгини. В дворцовом коридоре её ожидал Бестужев.

Он взял её за руку и притянул к себе.

— Ну что?.. — прошептал он нетерпеливо.

— Салтыков, конечно, — сказала Чоглокова холодно и бесстрастно.

— Так вы скажите комнатной горничной Владиславовой, — шептал прерывистым шёпотом Бестужев, — чтобы она… Понимаете… Кротка, как агнец, и готова… на все услуги… За мною, скажите, не станет… Оное надо же как-нибудь кончать. Государыня не на шутку гневается. Могут быть от того большие перемены… Вы меня понимаете?..