Экипаж «Меконга» (илл. И. Сакурова)
Шрифт:
Григорий Маркович медленно провел рукой по дуге, торчащей из блока. Рука свободно прошла сквозь металл, ощутив как бы легкое теплое дуновение. Ощущение было не внове для ученого: институтская установка уже «выдала» несколько образцов перестроенного вещества.
Блок разрезали. Та часть кольца, которая «утонула» в бетоне, оказалась непроницаемой. Но анализ показал, что в объеме, занятом кольцом, заключались и все элементы, входящие в бетон. Атомно-молекулярные системы бетона замещали межатомные пустоты в металле. Это было проникновение.
— Дикая,
— Мы считаем, что кольцо попало в зону собственного влияния, — сказал Багбанлы. — Потому и провалилось.
— Верно. Кольцо поглотило само себя.
— Но почему оно застряло? — спросил Привалов. — Почему не провалилось глубже, сквозь пол, сквозь землю, наконец? Как на него действовала сила тяжести?
— Сила тяжести! Много ли мы знаем о ней? Физическая сущность земного и мирового тяготения еще неизвестна… Можно, конечно, предположить, что кольцо, опускаясь, дошло до какого-то предела, где его встретили силы отталкивания.
— Энергетический предел проницаемости, — сказал Багбанлы.
— Да. Именно энергетический. — Григорий Маркович вытащил из папки лист миллиметровки и положил его на стол перед собеседниками. — Я попросил наших энергетиков составить этот график по фазам вашего опыта. — Он ткнул карандашом в чертеж: — Здесь отсчет расходуемой мощности. А этот волнообразный участок отражает момент бешеного расхода энергии.
С минуту длилось молчание. Все трое внимательно разглядывали график.
— Точнее — момент поглощения веществом энергии, — продолжал Григорий Маркович. — Если хотите — энергетический провал. У вас просто не хватило энергии, чтобы заполнить его…
— А если бы хватило? — быстро спросил Привалов.
— Если бы хватило — думаю, опыт прошел бы спокойно до конца. — Академик наставил на Привалова длинный палец: — Вы не довели до конца процесс перехода вещества в новое качество, процесс перестройки внутренних связей. Поэтому процесс бурно пошел обратно, возвращая энергию — не только затраченную вами, но и высвобожденную энергию поверхности.
— Энергия поверхности? Значит, мы…
— Да, Борис Иванович. То, что вы назвали взрывом, было именно высвобождением энергии поверхности. Помните, зимой я говорил о новом источнике энергии? Так вот: вы его получили.
За окном шелестел летний дождь. Привалов крепко потер лоб ладонью. Нелегко было сразу «переварить» сжатый вывод ученого. «Как свободно парит его мысль!» — подумал он с уважением.
Багбанлы постучал по графику ногтем:
— Этот отрезок кривой надо превратить в точку.
— Верно, Бахтияр Халилович. Сократить процесс во времени — для этого потребуется независимый и достаточно мощный источник энергии.
— Какой? — спросил Привалов.
— Пока не знаю. Электронно-счетная машина проработает данные вашего опыта и уточнит энергетический режим.
Григорий Маркович подошел к окну, распахнул его. В комнату вместе с шорохом дождя вошел запах мокрых трав, смолистый лесной
— Так или иначе, — негромко сказал он, глядя в окно, — мы познаем свойства превращенного вещества. Мы научимся управлять энергией поверхности.
Вечером того же дня Григорий Маркович позвонил в гостиницу и вызвал Багбанлы.
— Какие у вас планы на вечер, Бахтияр Халилович?
— Кроме телевизора, никаких.
— Тогда берите Бориса Ивановича и выходите, я вас встречу. Мы пойдем к Ли Вэй-сэну. Наш китайский коллега сегодня возвратился из отпуска и привез какую-то интересную вещь. Он приглашает нас на чашку чая.
Ли Вэй-сэн приветливо встретил гостей в палисаднике маленького коттеджа и провел их в скромно обставленную гостиную. Подвижной, сухонький, он захлопотал, поставил на стол вишневое варенье, принялся заваривать чай.
— Настоящий китайский чай, — проговорил Григорий Маркович. — Не каждый день бывает…
Он с наслаждением потягивал чай из маленькой тонкой чашечки. Южане тоже похвалили нежно-розовый напиток.
— Нет, — сказал Ли Вэй-сэн, морща лицо в улыбке. — Вижу по вашим лицам, что чай вам не по вкусу.
— Почему же, — вежливо ответил Багбанлы. — Чай хорош. Но у нас на юге заваривают его по-другому.
— О варвары! — смеясь, сказал Ли Вэй-сэн. — Грубый кирпично-красный настой, который щиплет язык, вы предполагаете… Нет, пред-по-читаете легким, ароматным ощущениям. Я извиняю вас только потому, что мы пьем чай на одну тысячу с половиной лет больше, чем вы.
— Изумительный чан, — сказал Григорий Маркович. — Налейте-ка еще, дружище Ли.
— А в Москве и вовсе не умеют заваривать чай, — вставил Привалов. — Пьют подкрашенную водичку.
— Жареную воду, — кивнул Багбанлы. — Впрочем, de gustibus non est disputandum [46] .
— Вот именно, — подтвердил китаец. — А теперь, товарищи, я хочу познакомить вас с одной историей. У себя на родине я нашел старую сказочку, которая… Впрочем, выводы я предоставляю сделать вам самим.
Он раскрыл папку. Гости принялись разглядывать листочки фотокопий с рукописи, вышитой иероглифами на шелку.
— Итак, слушайте, — сказал Ли Вэй-сэн.
И, заглядывая в листки фотокопий, он начал рассказывать.
Сказание о Лю Цин-чжене —
Искателе полного познания
Лю Цин-чжен посвятил свою жизнь исканию Истины и Познания. Он познал все учения и все элементы природы: металл, дерево, огонь, воду и землю. Он знал, что наша Земля — огромная плоскость, в середине которой возвышается гора Сумеру, окруженная четырьмя материками. Он знал, что существуют три мира: Пожеланий, Цвета и Бесцветия.
По ночам он часто смотрел на Луну. В ясные ночи он видел там нефритового зайца, который толчет в ступе снадобье; Лю Цин-чжен знал, что человек, отведав этого снадобья, может стать бессмертным. Но далека была Луна, а еще дальше — мудрость Полного Познания.