Экипаж «Меконга» (илл. И. Сакурова)
Шрифт:
Луч света скользнул вниз… Опрятин всегда умел владеть собой, но при виде останков человека его охватил ужас. Ноги сами понесли его прочь… Он попал в холодную лужу, это его отрезвило. Бежать бессмысленно. Да и от кого?
Он заставил себя вернуться к трупу и осмотреть его.
Это был человек небольшого роста, в рваном городском костюме. Видно, провалился бедняга в проклятое подземелье и был придавлен камнями… Опрятин еще посветил вокруг. Возле трупа лежал полуистлевший мешок. Опрятин пхнул его ногой, и оттуда вывалился пистолет.
«Немецкий
Он решительно разворотил остатки мешка и увидел портативную рацию, несколько плиток взрывчатки, позеленевшие патроны. Из грязи торчал металлический баллон с гофрированным шлангом — очевидно, акваланг.
Типичное снаряжение диверсанта…
Он снова посветил на человека. В разорванном вороте рубахи что-то блеснуло. Опрятин всмотрелся: это было маленькое распятие, а рядом с ним — толстая железная пластинка на блестящей цепочке. Какие-то буквы были вырезаны на пластинке. Опрятин протер ее куском мешковины и прочел: «AMDG».
Ниже шли буквы помельче, тоже латинские.
Совсем странно… Только католик может таскать на себе распятие…
Сколько же он пролежал здесь, в подземелье? Но черт с ним. Он-то, Опрятин, не собирается составить ему компанию…
Николай Илларионович поднял пистолет. С сомнением покачал головой. Потом потянул большим и указательным пальцем за боковые пуговки. Коленчатые рычаги затвора углом поднялись кверху и с сухим треском вернулись на место. Парабеллум был в исправности.
Опрятин выстрелил в светлевшее над головой «окошко» — дыру, образованную провалившейся каменной плитой. Подземелье наполнилось гулом. И снова — тишина.
Текли минуты, а может быть, часы. Опрятин стрелял, подземелье гудело, как разбуженный вулкан, но ни звука не доносилось с поверхности. Расстреляв все патроны, Опрятин, тяжело дыша, прислонился к мокрой стене. Отчаяние охватило его…
Вдруг он услышал встревоженные голоса там, наверху. Опрятин закричал. Он кричал, срывая голос и задыхаясь от смрада и пороховой гари. Отверстие закрылось: чья-то голова заслонила свет.
— Кто стрелял? — спросили сверху.
Прошло еще какое-то время, и вот наконец спустили веревку и вытащили Опрятина наверх.
Пришлось отложить отъезд, давать показания представителям местных властей, подписывать акты.
А терять время Опрятин не любил.
Две головы склонились над розовым листом светокопии: Николай и Юра сверяли отметки глубин на плане трассы трубопровода.
Молодой лаборант Валерик Горбачевский, взглянув на часы, подошел к зеркалу и принялся расправлять свои черные бачки и усики. Зимой Валерик три недели проболел гриппом и за это время отрастил бакенбарды, которые придали его круглому мальчишескому лицу нагловатый вид. В отделе эти бачки называли «осложнением после гриппа».
Расчесывая
— Друг мой Валерий, — ласково сказал Юра, — где, по твоему мнению, находится Пуэрто-Рико?
— Да знаю я! — Лаборант дернул плечом.
— Кажется, недалеко от Мадагаскара?
— Кажется, — неуверенно подтвердил Валерик.
Инженеры засмеялись.
— Вот видишь, друг мой, сколь пагубно… — начал было Юра, но тут зазвонил телефон, и он снял трубку. — Николай, тебя шеф вызывает. Захвати план трассы и отметки.
Николай, прыгая через две ступеньки, поднялся этажом выше и вошел в кабинет Привалова. Там сидел незнакомый сухощавый человек в зеленоватом костюме. Он внимательно посмотрел на Николая, слегка кивнул и назвал себя:
— Опрятин.
Николай тоже представился и сел напротив Опрятина.
— Так вот, Николай Сергеевич, — Привалов посмотрел на него сквозь очки, — товарищ Опрятин — наш сосед из Института физики моря. Он сообщил мне интересные сведения, которые нам придется взять в расчет. Э-э… — Борис Иванович поднял очки на лоб и нагнулся над листом с трассой трубопровода. — Вот мель, где мы собираемся взрывать грунт.
Опрятин посмотрел и сказал:
— Излишне.
— Но мы заглубляем трубопровод, — возразил Николай, — исходя из перспективного понижения уровня моря.
— Видите ли, — сказал Опрятин, закидывая ногу на ногу и приглядываясь к Николаю, — я уже сообщил вашему руководителю: года через три уровень моря подымется. Следовательно, не стоит заглублять трассу.
— У вас точные данные?
Опрятин усмехнулся:
— Точнее, чем у меня, вы ни у кого не найдете.
Привалов откинулся на спинку стула, и очки его сами собой опустились на переносье.
— Ну-с, — сказал он, потирая лоб, — ничего не поделаешь, придется пересмотреть отметки. Прошу вас, Николай Сергеевич, завтра же сходите в Институт физики моря. Можно будет, Николай Илларионович?
— Пожалуйста, — кивнул Опрятин. — Во второй половине дня.
— Вот и отлично. Вы не представляете себе, сколько нервов выматывает у нас трубопровод. Чересчур осторожные люди тормозят работу. В прошлое воскресенье мы были на площадке и… А, да что говорить.
— Понимаю, — сочувственно сказал Опрятин. — Кстати, Борис Иванович, я не знал, что вы увлекаетесь парусным спортом.
— А что?
— Я видел вас в воскресенье на красивой белой яхте.
— Позвольте, откуда вы видели?
— С теплохода «Узбекистан».
— Вон что, — сказал Привалов. — Как же вы уронили с теплохода женщину?
Тонкие губы Опрятина чуть растянулись в улыбке.
— Лично я не ронял, — ответил он. — Был какой-то скандал. Столкнули ее за борт в свалке или сама она свалилась, право, не знаю. Кажется, в руках у нее был какой-то металлический предмет.
— Металлический предмет? — Привалов взглянул на Николая. — Вы видели что-нибудь, когда вытаскивали ее из воды?