Экипаж «Синей чайки»(Повесть)

Селишкар Тоне

— Отец!..

Старик обнял сына, заглянул ему в глаза:

— Сынок мой, вот я тебя и нашёл!

Иво прижался к отцу, крепко обвил руками его шею…

А ветер всё стучал о стену поломанной ставней.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

повествует о смерти изгнанника, вернувшегося на остров

Над морем поднялось солнце. Порозовели скалистые вершины гор на дальних островах. Из залива одна за другой выходили лодки. Длинная шестивесельная лодка медленно кружила вблизи берега, словно

высматривая большую рыбу. Наверху, в винограднике, женщины затянули заунывную песню.

Крикливые чайки метались над морем. То припадая к воде, то снова взмывая ввысь, они вихрем проносились над лодками, которые, словно стая лебедей, горделиво плыли навстречу солнцу.

Иво поднялся чуть свет, развёл в очаге огонь и крадучись побежал к дому Юста. Старик возился в хлеву и был очень занят: он воевал с большой овцой, норовившей перескочить через загородку. Удерживая её, он пытался водворить на полку подойник с молоком.

— Помоги-ка мне, Иво, усмирить эту дьяволицу! — крикнул он, заметив мальчика.

Иво подошёл к нему вплотную и прошептал, приложив палец к губам:

— Отец вернулся!

Юст недоверчиво поглядел на Иво и, решив, что он шутит, снова занялся овцой.

— Пойдёмте к нам, сами увидите! — взмолился Иво. — И молока немного принесите!

Усмирив наконец непокорное животное, Юст снова окинул мальчика недоверчивым взглядом, потом протянул ему подойник и зашагал вслед за ним.

«Что бы это могло значить?» — думал старик; и ему вспомнилось всё, что произошло на пристани много лет назад. Ведь с тех пор о Бразильце никто ничего не слыхал! Он словно сквозь землю провалился. Рыбаки давно считали его умершим.

Иво вошёл в сени, вылил молоко в висящий над очагом котелок и сказал шёпотом:

— Зайдите в горницу и поглядите.

Юст отворил осевшую дверь и на цыпочках подошёл к постели. Окно было открыто, вся комната залита солнцем.

На кровати лежал человек. Туманный взгляд его остановился на вошедшем. Он с трудом протянул гостю костлявую, почти прозрачную руку и произнёс с мольбой:

— Юст, дружище, дайте мне умереть дома…

Юст всмотрелся в обросшее, морщинистое лицо.

Да, конечно, это он! Те же глаза, та же грустная, мечтательная улыбка. Но какой он измученный, старый…

Порывисто схватил Юст протянутую бескровную руку, сел на край постели, склонился над больным и ласково сказал:

— Друг, что было, давно быльём поросло. Отдыхай спокойно!

Вошёл Иво с миской горячего молока, раскрасневшийся, радостный. Но, когда он поднёс отцу молоко и снова увидел измождённое, бледное лицо, сердце его сжалось от горя.

— Мы больше не расстанемся, отец! Мы с дедом Юстом вылечим тебя, и ты опять станешь крепким и здоровым. Починим нашу лачугу и будем вместе рыбачить.

Отец благодарно взглянул на сына. Горькая улыбка тронула его губы. Он с трудом приподнялся на локте и заговорил:

— Совесть не давала мне покоя… Да, Юст, судьба сурово покарала меня за то горе, которое я вам причинил… Но хуже всего было вот что: я боялся, что никогда не смогу возвратить деньги, которые вы заработали таким тяжким трудом… Я работал, не жалея сил, на цементном заводе, но заработок

был так ничтожен, что его едва хватало на пропитание. Долгие годы копил я деньги, но так и не смог собрать сколько надо… Мне казалось невозможным вернуться на остров и просить прощения… В поисках заработка я исходил вдоль и поперёк всю страну, пока снова не очутился у моря… Сторговал себе судёнышко, то самое, что стоит сейчас внизу, у отмели… Начал рыбачить… Я избороздил все заливы, но не знал ни покоя, ни счастья… От одного моряка я случайно услыхал, что жена моя умерла… И тогда я решил плыть домой, к сыну. Я провёл в пути целый месяц. Болезнь скрутила меня… Силы мои убывали с каждым днём, и смерть порой казалась такой близкой, что я терял всякую надежду…

Он снова лёг. Щёки его покрылись лёгким румянцем. Юст понял, что минуты больного сочтены.

Иво со слезами на глазах схватил отца за руку:

— Не думай о смерти, отец! Ты останешься со мной, я буду за тобой ухаживать, а когда выздоровеешь, мы вместе уйдём в море. Ведь ты только вчера пришёл…

Больной лежал молча; по лицу его медленно катились слёзы.

Больной лежал молча; по лицу его медленно катились слёзы.

Потом он погладил сына по голове и глухо проговорил:

— Не убивайся так, Иво! Я увидел тебя, простился с той, что покоится под цветущим миндалём. На душе у меня легко… Ты молод, ты силен — жизнь не сломит тебя. Тяжело мне уходить. Но всё-таки я успел проститься с тобой. И в смертный час…

Веки его сомкнулись. Юст склонился над ним, провёл рукой по его изборождённому морщинами лбу и тихо спросил:

— Что, друг? Что ты хотел сказать?

Больной открыл глаза и заговорил еле слышно, но отчётливо выговаривая слова, словно желая поведать самое сокровенное:

— И в смертный час я думаю о том, о чём мечтал столько лет… И говорю вам… Это хорошая мысль! Надо трудиться всем вместе! Одной семьёй!

Ни зависти, ни жадности… Я был слаб, не смог осуществить свою мечту.

Он медленно повернулся к сыну, улыбнулся ему и вздохнул. Иво и Юст склонились над ним, чтобы получше расслышать его последние слова.

— Иво, мальчик мой… Завещаю тебе «Синюю чайку» и свою мечту! Сделай так, чтобы людям на острове жилось хорошо!..

Он в последний раз оглядел комнату, залитую солнцем, и закрыл глаза.

Под цветущим миндалём, рядом с холмиком, под которым покоилась мать Иво, старый Юст вырыл вторую могилу.

Был самый разгар лова, и рыбаки ушли далеко в море. В посёлке оставались только женщины и дети. Женщины зашли в дом. С горькой жалостью смотрели они на сироту, который потерял отца, едва успев узнать его.

Из церкви принесли деревянный гроб и положили в него отца Иво. У людей в тех местах нет денег на покупку гробов — гроб берут в церкви, и покойник лежит в нём только до погребения. С кладбища гроб снова относят в церковь, где он ждёт следующего бедняка.