Экипаж. Команда

Константинов Андрей Дмитриевич

Ровно без пяти восемь у четвертой платформы Московского вокзала под торжественную музыку Глиэра плавно остановилась «Красная стрела». По причине беспрецедентной важности момента на приемку объекта вышли сами бригадиры, а их «грузчики» рассредоточились на ближних и дальних кордонах вокруг вокзальной территории, перекрывая все направления, а не только путь, ведущий от платформы к зданию вокзала. Теоретически объект мог ломануться и по железнодорожным путям и нырнуть через дыру в заборе, выскочив товарным двором на Лиговский. Случаи всякие бывают.

Климушкина после вчерашнего немного колбасило, и Нестеров на правах старшего даже сделал ему небольшое внушение: дескать, вы, майор, – большой пошляк, разве можно так напиваться на стольник? Климушкин лишь виновато улыбнулся и развел руками: мол, ну что поделаешь – ну не смогла я, не смогла.

Тем временем из шестого купейного вагона потянулся заспанный благочинный народец. Стоящие чуть поодаль бригадиры невольно напряглись, выискивая

глазами тридцатишестилетнего брюнета, среднего телосложения, среднего роста, с залысиной и в очках. Наконец таковой нарисовался… в сопровождении спутника – неприметного мужичка лет шестидесяти, в слегка помятом сером костюме и с потертым дипломатом в руках. Они вышли вместе, и одного беглого взгляда было достаточно для того, чтобы понять – это не случайно познакомившиеся в поезде попутчики, а два хороших знакомых, вместе приехавших. И вот это, с точки зрения бригадиров, было в высшей степени подло, поскольку ни о какой связи в первоначальном сценарии речь не велась. Впрочем, такого рода штучки вполне в духе Москвы – импровизаторы хреновы! Но делать было нечего: связь следовало тащить, поскольку в противном случае проверяющий мог особо отразить в своем отчете момент пренебрежения питерской наружкой связи, которая в его интерпретации несомненно будет выведена как представляющая оперативный интерес. Уже в движении – а объект и связь направились в сторону вокзала – бригадиры бросили морского – объект достался смене Климушкина, а мужичонка – нестеровским «грузчикам».

Москвичи вышли на Лиговку, перешли на другую сторону и двинулись к метро. Климушкин тяжело вздохнул – в данном случае он предпочел бы гонять такси, а не таскаться по переполненнному в этот час метрополитену. Но человек предполагает, а Москва располагает. У входа в метро попутчики расстались: объект, смешавшись с толпой, сунулся в двери станции «Площадь Восстания», а его связь отправилась пешочком по Невскому. Нестеров и Климушкин торопливо сунули друг другу руки, пожелали взаимной удачи и разошлись, как в море корабли. Уходя, Нестеров боковым зрением увидел, как вслед за Костей в метро торопливо заскочил недавний залетчик Лева Трушин. Что ж, доброй охоты вам, мужики!

Следовало признать, что к экипажу Нестерова судьба отнеслась куда более благосклонно. Ходить за связью, кличку которой дали Потертый, было много спокойней. Мужичонка никуда не спешил, не проверялся и вообще вел себя в высшей степени беззаботно. Сначала он зашел в «Идеальную чашку» и степенно испил двойной эспрессо под свежий номер «Коммерсанта» (наблюдение, фото – Лямин). Затем прогулялся до Литейного и сел в троллейбус, идущий до Финляндского вокзала (наблюдение – Ольховская). На вокзале Потертый прошел к расписанию пригородных поездов, изучив которое, явно остался чем-то недоволен (наблюдение, фото – Нестеров). После этого он потолкался у здания вокзала и, выяснив что-то у прохожих, дошел до магазина на улице Лебедева, где купил бутылку шампанского и конфеты (наблюдение – Полина). Вернувшись обратно, Потертый купил у бабулек букет гладиолусов, встал в очередь на маршрутку до Зеленогорска, позвонил по мобильному и увлеченно проговорил с кем-то минуты четыре (наблюдение – Лямин; разговора не слышал – по возвращении в контору получит в глаз). За сорок пять минут наблюдаемый доехал до Зеленогорска, на привокзальной площади тормознул случайного частника на «шестерке» и выехал на трассу «Скандинавия». Впрочем, это путешествие было недолгим – «шестерка» докатила до Рощино и легла курсом на до боли знакомый Нестерову маршрут.

В самом скором времени странное предчувствие, ни с того ни с сего возникшее вдруг у бригадира, самым невероятным образом подтвердилось. Машина довезла Потертого до нестеровской дачи. Мужичонка вылез, расплатился и решительно зашагал к знакомой калитке. Козырев, который не так давно побывал здесь, удивленно-вопросительно посмотрел на старшего. «Глуши мотор, Паша, – сказал еще более удивившийся, однако не подавший виду Нестеров. – Все ждут в машине, а я сейчас приду». И теперь уже, ничуть не таясь, на правах полноправного хозяина дома, направился вслед за Потертым.

Бригадир отсутствовал минут десять. Затем он вернулся и бодрым голосом скомандовал:

– Рота, подъем. Милости прошу к нашему шалашу.

– А что случилось-то? – в один голос спросили слегка ошеломленные таким поворотом событий «грузчики», которых Козырев успел озадачить информацией о принадлежности дачи, в которую зашел фигурант.

– Да, собственно, ничего выдающегося – просто незапланированная встреча на Эльбе, – хмыкнул Нестеров и назидательно добавил: – И попрошу без лишних эмоций, ибо, как говаривал наш великий классик Салтыков-Щедрин, если на святой Руси человек начнет удивляться, то он остолбенеет в удивлении, и так до смерти столбом и простоит…

Так они и познакомились – представители молодого поколения милицейской разведки и бывший легендарный «грузчик», некогда звезда ленинградского, а затем и московского наружного наблюдения Виктор Анатольевич Шатов, известный в своих кругах как Шатун. Это был тот самый Шатов, о котором Елена Борисовна Нестерова неизменно говорила с особой нежностью и теплотой, а однажды даже призналась сыну, что лишь по роковой случайности он, Александр Сергеевич, в свое время не стал Викторовичем. Дело в том, что в самом начале семидесятых

у юной Леночки Катульской был ослепительный роман с ее напарником Витей Шатовым, однако глупая ссора неосторожно привела ее в какие-то необязательные гости, где молодую «грузчицу» в мгновение ока очаровал и окрутил молодой хирург Сережа Нестеров. Странное дело, но даже и после этого «рокового» замужества Леночка и Виктор остались хорошими друзьями и еще почти десять лет проработали рука об руку в одном отделе, пока Шатова по разнарядке не откомандировали в Москву – обслуживать Олимпиаду. В столице талант ленинградского «грузчика» оценили по заслугам и предложили работу в министерстве. Отказываться от таких предложений в те годы было не принято – так Шатов сделался москвичом. Виктор Анатольевич был человеком в высшей степени незаурядным. Он родился в 1945 году в поселке Полярный, среди зэков, был воспитан невинно отсидевшими и при таких исходных данных к сорока годам должен был иметь, как минимум, шестую «ходку» и быть лишенным прописки даже в городе Норильске. Однако вопреки судьбе, которую ему уготовило государство, Шатов оказался в Ленинграде, стал сотрудником «наружки», сделал головокружительную (по местным меркам) карьеру и в настоящее время жил в Москве в районе Старого Арбата в семье академика. Академик был геологом, что само по себе страшная редкость. Говорят, что дочь академика как влюбилась в Шатова, так и чокнулась, а сам академик, узнав об этом, сначала пил под старинной лампой дорогой коньяк – кручинился, но потом угомонился – попривык.

Шатов вел наблюдение самым непостижимым образом. Он впивался во что-то невидимое простым смертным «грузчикам» и находил первопричину поступков и мотиваций своих фигурантов. Ему не надо было думать за объект, поскольку во время слежки он просто сживался с ним и становился как бы частью его самого. Некоторые искренне верили, что в прошлой жизни он был собакой, поскольку Шатов никогда не следил за объектом – он его чуял.

Виктор Анатольевич уже давно мог выйти на пенсию, выслужив все, что только можно было выслужить. Однако Шатов не мыслил себя вне ОПУ. При этом руководить он патологически не любил и частенько, чтобы не ругать подчиненных, делал работу за других сам. Но если его доводили, то уж тогда строил личный состав отборнейшим матом. Причем порой дело доходило и до рукоприкладства. Рассказывают, что как-то попал под его тяжелую руку заносчивый оперативник Управления – получил телефоном по голове. На жалобы оперативника тогдашний начальник Управления Сан Саныч Овчинников лишь переспросил: «Простым телефоном?» – а затем «успокоил»: «Вот видишь. Не сталинским же, эбонитовым. А ты так переживаешь. Не, я сегодня ему звонить не стану. Потому что не хочу нарваться». Шатов писал справки и сводки со страшными грамматическими ошибками, но зато всегда и везде шел первым. И за это ему прощалось остальное.

В последние годы малость сдавший в плане здоровья Виктор Анатольевич работал в учебном центре – натаскивал молодежь. И вот, узнав, что его более молодой коллега отправляется потоптать учебным объектом в Питере, Шатов напросился с ним в эту поездку, дабы повидать город своей боевой юности и, уж само собой, навестить старую фронтовую подругу Леночку, с которой они не виделись лет эдак шесть.

Посидели в высшей степени душевно, но недолго. Нечаев, лично держащий на контроле работу по учебному объекту, зело обеспокоился тем, что смена Нестерова укатила так далеко, и распорядился выслать на подмогу дополнительный экипаж. А ведь не станешь в таком разе кричать по станции открытым текстом: мол, помощи не надо, справимся сами, и вообще – «эта нога у кого надо нога». Кстати, подкрепление было брошено и команде Климушкина – вот там оно действительно было необходимо: в метро объект, как заяц, сигал от платформы к платформе, менял направления движения, бегал по эскалатору – словом, вел себя, как последняя сука. Но пока «грузчики» все ж таки держались – висели на москвиче, как пиджак на плечиках.

Виктор Анатольевич, который, как выяснилось, бригадира еще «во-от таким вот маленьким на руках качал», выпил фирменной нестеровской наливочки, размяк, подобрел и с легким сердцем сдал явки и пароли на вечер и завтрашнее утро. Стоит ли говорить, что в самом скором времени они были слиты Косте Климушкину посредством беспроводной мобильной связи. Самой приятной новостью стало сообщение Шатова о том, что москвичи приехали в Питер всего на два дня – послезавтра объект, коим оказался замначальника аналитического отдела ГОПУ майор Зубаткин, должен был присутствовать на коллегии, посвященной борьбе с терроризмом. Поэтому завтра, не позднее полудня, наружку под каким-то предлогом должны были снять с наблюдения и перебросить на другие участки. То есть «грузчикам» оставалось всего-навсего день простоять да ночь продержаться. Правда, очень неудобно получилось с Оленькой – Нестеров так и не смог вразумительно объяснить, какого-такого он приехал к бабушке и ничего (ну совершенно ничего!) не привез любимой дочери. Вот дедуля незнакомый, и то сообразил, привез «киндер-сюрприз» – глупость, конечно, но хоть что-то! А отец родной, примчавшийся вслед за ним, явился с пустыми руками. Якобы случайно заскочил. Короче, Оленька обиделась, надула губки и ушла к подружкам. Больше в этот день Нестеров ее не видел и следующие несколько дней корил себя страшно. Хотя, если вдуматься, за что? Не объяснять же дочери, что работа у меня такая, мудацкая? И не я в этом виноват – предки…