Экс-супруг. Ушел навсегда

Ладыгина Наталия

Мирон тут же больно хватает меня за плечо, стискивает его точно до синяка. Ему сейчас сподручно ударить меня другой рукой, но пока он делает больно взглядом.

— Давай. Ударь меня. Я живая, мне больно… Но ты все равно ударь меня из-за кучки вещей. Я не обижусь. Сделай это! Надеюсь, тебе полегчает. Я же в принципе тебе для того, чтобы тебе легче жилось. Действуй.

Глава 7

— Ты права не имела! — оглушает меня, сильнее стискивая пальцами мое плечо. Я морщусь от боли, но ни звука не издаю.

—

Знаю, что не имела, но я сделала это для себя и… хоть ты этого и не заслуживаешь — для тебя тоже. Ты... зависимый. Ты должен отпустить это! Не ради меня, а прежде всего ради себя! — умоляю его глазами понять меня.

Муж ядовито ухмыляется, даже не думая ослаблять хватку.

— Думаешь знаешь, что мне нужно? — рычит он вкрадчиво, начиная двигаться со мной, заставляя меня пятиться. — Считаешь, что знаешь?.. Да мне надо, чтобы ты ко мне в душу не лезла! — резко кричит мне в лицо, а потом грубо толкает.

Я с коротким вскриком падаю на диван, но тут же принимаю сидячее положение, смотрю на него затравленными глазами исподлобья. За плечо свое хватаюсь, ноет сильно.

— К тебе залезешь в душу… Конечно… С таким же успехом я могу попытаться пробить стену головой.

— Ты стала много говорить! То, что ты сделала…

— Я не жалею. И пожалеть ты меня не заставишь. Хоть убей меня!

Вижу, как он сглатывает, не находя слов. Тронуть больше тоже не решается. Хотя вполне может. Я и правда никому не нужна. От меня ничего не стоит избавиться такому, как он. Не удивлюсь, что он думает сейчас об этом и всерьез рассматривает.

Сколько же злости и ненависти в его зеленых глазах. Меня всю пронизывает его агрессивной аурой, заставляя сердце болезненно сжиматься.

Где это видано, чтобы человек из могилы так управлял происходящим здесь, в этом мире. Это зависимость разрушает его, а вместе с ним и меня. Меня уже больше чем его!

Его мать рассказывала мне какой образ жизни он вел до встречи со мной. Мне даже не верилось, когда она говорила такие вещи о собственном сыне. Он был более чем не в себе. Со мной он пришел в норму, но словно лишился множества чувств. Стал по-настоящему холодным и черствым. Его брат считает, что брак со мной не был выходом, исходя из его диких тараканов в голове. Больше я на Богдана не обижаюсь. Так оно и есть. Пора признать. Мирону не следовало втягивать меня в свою больную драму. Но так уж вышло, что я уже погрязла в ней. И своими силами выбраться из нее не смогу.

— Подобное, — делает паузу, — должно быть в первый и последний раз. Я, мать твою, не шучу. Кончай свои истерики!

— А если нет?

Давай, предложи мне развод. А нет, лучше скомандуй. Вот, я даю тебе прямой повод. Освободи меня и себя!

— Ну, ответь мне, Мирон. Что тогда?

На что он выпрямляется, бегает по мне еще несколько секунд своими отмороженными глазами и, быстро обойдя диван, размашистым шагом уходит из гостиной.

— Как всегда! — вскакиваю с дивана. — Отмалчиваешься и уходишь! Только это ты и можешь! Тебе никогда нечего мне сказать!

Направляюсь следом, но заставляю себя остановиться у дверного проема гостиной. Он неподалеку, по лестнице

поднимается, и так меня услышит.

— Не печалься из-за фото, возьмешь еще из семейного альбома, а еще всегда можно заказать скульптуру! Установи ее прямо перед нашими окнами в саду, чтобы я каждое утро ее видела. Тогда и напоминать мне не придется, какое место мне отведено в твоей жизни, плюсом разговаривать со мной еще меньше придется. Гениально, не так ли? Не благодари за идею!

Выговорившись, я чувствую сильное головокружение и стараюсь как можно скорее, с трудом переставляя ноги, вернуться к дивану. Сажусь на него и, уперев локти в колени, прячу лицо в ладони. Вою в них, что есть сил. И чем громче вою, тем сильнее давлю на лицо.

Я не представляю… Не представляю, что дальше. Да, даже это не спровоцировало его выразить желание развестись со мной, но это ровным счетом ничего не значит для наших отношений. Он, возможно, просто мороки со мной не хочет. Проще заткнуть и дальше иметь удобную, молчаливую жену. Только он кажется что-то безвозвратно сломал во мне, и больше молча терпеть я не смогу.

Ни за что сейчас к нему не поднимусь, спать с ним не лягу. Здесь останусь на ночь. А утром… утром я не знаю, что будет. И думать сейчас не хочу.

* * *

Не знаю, кто это сделал, но я сейчас укрыта пледом, который вообще не из гостиной. Это, наверное, Василиса меня укрыла — одна из наших кухарок и горничная по совместительству. Она всегда утром рано приезжает, делает все дела, а вечером уезжает к себе.

Поднимаюсь с тяжелой головой и иду к креслу, на котором лежит моя сумка. Достаю из нее смартфон. Время уже десять, одиннадцатый пошел.

Зашвыриваю телефон обратно в сумку и поворачиваю голову в сторону окна, щурюсь от солнечных лучей, а потом и вовсе прикрываю глаза, когда мучительные воспоминания вспышками невольно врываются в мой разум.

Постояв так еще немного, я отправляюсь наверх. Молюсь, чтобы его не было в комнате, ведь сегодня выходной.

Если он там, то я быстро возьму свою одежду и уйду в ванную.

Но я вижу в комнате лишь следы его присутствия. Смятую постель и небольшой бардак у шкафа, словно он спешил, ну или был настолько злым по утру, что нарочно тут все разбросал. Склоняюсь ко второму варианту.

Забрасываю все что он вытащил из шкафа обратно и иду принять быстрый душ, который немного, но приводит меня в чувства.

Выхожу из душевой кабины, подхожу к зеркалу, в отражении которого наблюдаю темные отметины от его пальцев на плече, которые я получила в наказание за то, что прикоснулась к его святыне.

«Да мне надо, чтобы ты ко мне в душу не лезла!»

Вздрагиваю всем телом от его внезапно прозвеневшего голоса в моей голове, испуганно смотрю в свое отражение.

Слезы начинают душить, но я сдерживаюсь и, обернувшись полотенцем, возвращаюсь в комнату, где переодеваюсь и отзваниваюсь Марине. Рассказываю подруге вкратце, что было вчера, кое-что утаив, после чего спускаюсь вниз, чтобы чего-нибудь перекусить.