Экскурсия выпускного класса
Шрифт:
– Мы знаем, что это запрещено. Но, может, все-таки сделаете глоток?
Рената сделала. Потом посоветовала ребятам вынести пустую бутылку с теми же предосторожностями, с какими они ее принесли.
– Вейен спит и видит, как бы поймать нескольких нарушителей порядка.
– И тогда у вас будут неприятности? – спросила Андреа.
Практикантка пожала плечами.
– Выговор наверняка. Но это не так уж страшно. Все равно никто из нас не находит потом работы.
– Как и у нас, – заметила Стефания. – На четверых одно место ученика. Некоторые
– А как же остальные?
– Да никак! – ответила Стефи, помедлив. – Остальные будут болтаться без дела, писать до мозолей на пальцах, всюду предлагая свои услуги, пьянствовать, хвататься за любое дерьмо, многие приземлятся в тюрьме. И если я не присмотрю за Илмазом, какой-нибудь деятель в Бонне тут же отправит его назад в Анатолию…
Несколько минут все молча слушали музыку.
Наконец Рената встала и взглянула на часы:
– Ну мне пора. Да и вы прощайтесь – через пять минут все ребята должны исчезнуть. Но не у вас под одеялом, а у себя.
Около одиннадцати в доме, наконец, воцарилось то блаженное состояние, которое с известным оптимизмом можно было бы назвать некоторым подобием ночного покоя. Во всяком случае, учителям, совершавшим каждые десять минут обход своих этажей, удалось прекратить беготню между комнатами. Однако в самих комнатах жизнь продолжалась: извлечены были карты, по кругу путешествовали, в зависимости от возраста жаждущих, бутылки с кока-колой или вином, ломтики поджаренного картофеля и соленые орешки оставляли многочисленные крошки на полу и в постелях, то тут, то там разгоралась драка подушками.
Около одиннадцати в учительском подвале появилась жена Хольца с большим, накрытым алюминиевой фольгой подносом. Поставив его на один из столиков, она несколько раз хлопнула в ладоши. Когда разговоры в помещении немного утихли, сказала:
– Нам с мужем приятно доставить вам эту маленькую радость. Кто-то наверняка испытывает чувство голода. Так что прошу, налетайте.
Раздались всеобщие охи и ахи. Один из бергкаменских учителей, лет примерно пятидесяти, с большой лысиной, поднялся и, склонившись перед женщиной, произнес:
– Хозяйка, вы спасли пас. Примите всеобщую благодарность!
Глаза Ренаты встретились со взглядом другой учительницы, коллеги говорившего. На вид ей было за тридцать, и она производила, если отвлечься от выкрашенной седой пряди в волосах, вполне нормальное впечатление. У женщины слегка скривились уголки рта, в глазах засверкали искорки. Рената покрутила по школьной привычке указательным пальцем возле виска, учительница из Бергкамена ответила легким, но вполне отчетливым, утвердительным кивком.
«Сейчас двадцать три часа. Вы слушаете программу для полуночников „До двух мы с вами“. Радиостанция „Свободный Берлин“
Федеральное ведомство уголовной полиции вместе с местными полицейскими подразделениями продолжает розыск преступников, убивших сегодня утром в Лихтен-буше возле Ахена двух сотрудников пограничной охраны. Особенно важным представляется властям точное выяснение их маршрута. Как нам сообщили, преступники в районе Ахена угнали красного цвета «форд» модели «транзит», а затем бросили его на автомобильной стоянке в Камене. Конкретные данные…»
Бруно нажал клавишу транзистора и спрыгнул с постели. Натянув поверх пижамы серо-голубой тренировочный костюм, он принялся зашнуровывать кроссовки.
– На прогулку? – спросил Илмаз, скомкав иллюстрированный еженедельник, который перед этим читал.
– А ты что, против?
Илмаз ухмыльнулся и откинул одеяло – у него тоже поверх пижамы натянуты были джинсы и пуловер. Он вылез из постели.
– Хорошая? – спросил он.
Бруно кивнул. Потом протянул руку турку. Тот пожал ее.
– Снова дружба?
Бруно кивнул.
– Пока не разлучит нас смерть.
38
Грау нещадно мерз.
Вот уже двенадцать часов он торчал на участке, врезавшемся в озеро, один на один с раненым, который большей частью пребывал в полубессознательном состоянии.
В половине первого приезжал врач. Он проверил у шефа пульс, исследовал рану, сделал затем два укола, обеспечив местное обезболивание. Когда он скальпелем вскрывал рану, чтобы извлечь пулю, Грау стоял, отвернувшись к стенке – второй раз он не вынес бы вида крови.
– Его необходимо отсюда увезти, – сказал доктор Келлер после того, как зашил рану и наложил повязку. – Здесь он погибнет. Слишком большая потеря крови.
– Это мы уладим, – убежденно ответил Грау. – Только позвоните еще раз Отто – нам нужна еда.
– Сделаю. Но до наступления темноты он не появится. Слишком опасно.
С тех пор прошло почти десять часов. Грау мучительно хотелось есть, томила жажда, холод проникал до костей. Никаких вестей от Пахмана, никакого знака от Отто. Временами ему делалось страшно, что их забыли.
Шеф то и дело шевелил губами. Тогда Грау увлажнял все более скудными остатками минеральной воды полотенце и прикладывал ему ко рту. В какой-то момент он испугался, шеф не шевелил больше губами, лишь отсутствующим взглядом смотрел в потолок.
С наступлением темноты он не мог больше находиться в сарае. Еще раз смочив шефу губы, он осторожно отворил дверь. Снаружи было холоднее, чем внутри, зато пахло влажной землей и лесом. На свежем воздухе ему стало лучше.
Сделав несколько дыхательных упражнений, он прислонился к дереву, так можно было контролировать въезд и еще участок дороги перед пивной «Южный берег». Оттуда должен был появиться Пахман, оттуда же следовало ждать и Хольца.