Экслибрис
Шрифт:
В этом древнем замке Пястов изгнанники оставались около недели. До конца путешествия было еще далеко, а здесь скитающийся богемский двор просто устроился на очередной привал. Эмилию вместе с тремя остальными придворными дамами поселили в комнате без окон, которую тем не менее терзали таинственные сквозняки, приносившие снежную пыль. Королева спала в одной из соседних комнат. Она серьезно заболела почти сразу после прибытия каравана в Бреслау, и поэтому Эмилия ее совсем не видела. В королевские апартаменты заходили только врачи, они сновали туда-сюда с унылыми и мрачными физиономиями. Спустя день или два по замку прошел слух, что королева умерла. Днем позже — что умер ее еще не родившийся ребенок, но другой слух, более похожий на правду, утверждал,
Она находилась в комнате одна и читала книгу. Услышав стук в дверь, Эмилия не стала вставать со своей узкой кровати, поскольку, как и ее королева, испытывала недомогание. Уже два дня она плохо себя чувствовала. Боли, предшествующие месячным, начались у нее на несколько дней раньше срока, а сами месячные все не наступали. У нее болели голова и зубы, и ее мучила бессонница. Даже чтение книг давалось ей с трудом. Из-за недостатка собственных книжных запасов она была вынуждена довольствоваться книгами из собрания королевы. Весь последний день Эмилия читала труд сэра Уолтера Рэли «Открытие обширной, богатой и прекрасной Гвианской империи», с его блаженными описаниями теплых краев и заполненных сокровищами погребений. Ей как раз удалось задремать — впервые за несколько дней, — когда неожиданный стук в дверь разбудил ее.
Появление сэра Амброза, конечно, удивило ее. Ведь за прошедшие две недели он не перемолвился с ней даже словом; в сущности, он просто не замечал ее. Она же, со своей стороны, следила за всеми его передвижениями. Из окошек дорожной коляски или гостиничных комнат она видела, как он руководит погрузкой и разгрузкой ящиков или едет верхом рядом с королевской каретой, придерживая подпрыгивающий на боку ятаган. А бывало, он галопом улетал вперед, опережая караван, чтобы найти проход через горы или разведать, не устраивают ли засаду польские наемники, отряд которых, как говорили, он перебил до последнего человека и оставил на съедение волкам. От таких вылазок охромели три его лошади, и их пришлось пустить в расход, а вот сам сэр Амброз выглядел совсем неплохо.
— Надеюсь, я не помешал вам?
Он стремительно вошел в дверь в своих непомерно высоких сапогах и широкополой касторовой шляпе, заполнив собой почти всю комнату. Вынужденный пригнуть голову, чтобы не удариться о притолоку, он смотрелся как воин, забежавший в палатку на поле боя. Когда он выпрямился во весь рост, вид его не стал менее воинственным, поскольку на одном его боку висел ятаган, а на другом — пистолет. Кроме того, он пришел с фонарем, держа под мышкой книгу. Сделав поклон, он остановился, и стремительность его движений наконец-то замедлилась. Склонив голову набок, он, точно художник, критически оглядывающий свою натурщицу, смотрел на Эмилию.
— Вы спали?
— Нет-нет, — выпалила Эмилия, обретая дар речи. Приподнявшись на кровати, она прижала к груди, словно щит, «Открытие» Рэли. — Нет, сэр. Я читала, только и всего.
Взъерошив сапогами шуршащую солому, он сделал еще шаг вперед, окинул ее мрачным оценивающим взглядом. Плюмаж его шляпы слегка коснулся подбалочников.
— Вам нездоровится, госпожа Молинекс?
— Нет-нет, — вновь запинаясь, сказала она. У нее не было никакого желания рассказывать кому-либо о своем недомогании, и меньше всего сэру Амброзу. — Я совершенно здорова, благодарю вас, сэр. Мне нравится читать в постели, — пояснила она, поднимая книгу и чувствуя, что краснеет.
— Ах вот оно что, — он качнул своей огромной шляпой. — Мне говорили, что вы страстная читательница. Да, истинная Донна Кихота. — Слегка усмехнувшись в усы, он почесал бородку указательным пальцем. — По правде говоря, именно эта очаровательная привычка, мисс Молинекс, и привела меня к вам. —
— Пожалуйста… — Эмилия спустила ноги с кровати. — Вы знаете, что происходит? Королеве нездоровится, сэр?
— Нет-нет, с королевой все в порядке. Не следует верить слухам. — Задержавшись на пороге, он подмигнул ей. — Как не следует и безоговорочно верить всему, что вы читаете.
— Простите, о чем вы?
— О сэре Уолтере Рэли. — Его обветренное лицо опять расплылось в улыбке, когда он качнул полями шляпы в сторону ее книги. — Гвиана совсем не такой рай, как расписывает сэр Уолтер. Всего наилучшего, мисс Молинекс.
С этими словами он покинул комнату и удалился по коридору, а она так и не успела спросить о Вилеме — да и ни о чем другом. Но внезапно в душе Эмилии затеплилась надежда. Должно быть, Вилем рассказал ему о ее увлечении чтением. Или все-таки королева? Нет, скорее всего, Вилем, решила она. От кого еще мог сэр Амброз узнать, что она любит рыцарские романы? Она тщательно скрывала эту любовь от королевы, поскольку королева ненавидела все, что было связано с Испанией.
Чуть позже в комнату вернулись остальные придворные дамы. На сегодняшний вечер была назначена благодарственная церковная служба в честь выздоровления королевы, после чего обещали торжественный обед. Минут двадцать дамы весело щебетали, заползая в ниспадающие раковины своих платьев, ярко-красных и лиловых, с кружевами и бантами — как в былые времена, словно за окнами Прага или Гейдельберг; словно последние дни были всего лишь ночным кошмаром, от которого они так счастливо пробудились. Когда они упорхнули, Эмилия наконец открыла книгу, оставленную сэром Амброзом. Очередной рыцарский роман — «Принц Пальмерин Английский» Франсиско де Мореса. И только открыв книгу, она обнаружила между страниц записку, написанную знакомым почерком.
В записке Вилем приглашал ее спуститься в замковый погреб, где они наконец и встретились нынешним вечером. В это время все остальные придворные участвовали в исступленном и оглушающем сборище. Празднество уже началось. Призванные из местной таверны музыканты дудели в альпийские рожки, били в тамбурины и громко распевали польские песни, а танцоры в беспечном неистовстве кружились по полу обшарпанного зала — в вихре взлетающих фижм и стремительных пируэтов. Ворота замка распахнули настежь и пускали всех подряд обывателей Бреслау, и бюргеров, и нищих, так что Эмилии, с трудом пробиравшейся между ними, не удалось заметить ни одного знакомого лица. Она также понятия не имела, откуда взялось пиршественное угощение. Блюда с говядиной и олениной, фазанами и цыплятами, жареный кабан, множество перепелов и даже павлин, украшенный своими же перьями, — а рядом вазы, полные устриц, сыров, отварных яиц, засахаренных фруктов и орехов, изюма, хурмы, севильских апельсинов и даже мороженого, тающего от жара дюжины пылающих факелов и множества свечей, — вот какой пир устроили для компании беженцев, которая всего лишь двумя днями раньше до смерти мерзла на диких горных тропах, питалась испорченным долгоносиками хлебом и замороженными кусками соленой гусятины. Но теперь к ним присоединился и Вилем. Через час Эмилия умудрилась выскользнуть из зала и спуститься в подвалы, где в старом винном погребе и нашла его склонившимся над ящиком с книгами.
Она была потрясена его видом. Он прибыл в Бреслау более двух недель назад, еще до морозов, но, видимо, его путешествие было еще более тяжким. Он выглядел похудевшим и более потрепанным, чем обычно. Его бриджи и камзол висели жалкими складками на плечах и бедрах, точно лохмотья на пугале. Может, он тоже болел? Она знала, что у него слабое здоровье, — иногда ей приходилось ухаживать за ним на Злате уличке, когда он прихварывал. Вдруг сильный приступ кашля согнул его пополам.
— Вилем?…