Экспансия-1
Шрифт:
– А почему вы решили, что меня интересуют работники абвера? – спросил Макайр, включая приемник. – Я занимаюсь вопросами культурного сотрудничества между Штатами и Мадридом, вы, видимо, ошиблись дверью…
– Мистер Макайр, вашу фамилию я услышал в абвере, только поэтому и решил обратитьсн к вам.
– Ну, знаете ли, – усмехнулся Макайр и, поднявшись из-за стола, начал прохаживаться по комнате, не предложив Кохлеру садиться, – к нам приходят десятки агентов абвера, сулят открыть секреты рейха, но мы их выставляем за дверь, потому что они
– Но я пришел не с пустымии руками, – сказал Кохлер. – Я пришел с доказательствами.
По-прежнему прохаживаясь по кабинету (Макайр таким образом силился унять охватившее его волнение: ни разу, ни один человек пока еще не приходил в консульство с такого рода признанием, он сказал неправду, но он сказал ее умышленно, намереваясь затянуть посетителя в беседу, навязав ему свой ритм и стиль разговора; это же такое дело – если, конечно, Кохлер говорит правду, – о котором через час узнают в Вашингтоне, это такая операция, которая сразу же сделает его имя известным администрации, путь наверх, к известности и карьере), вице-консул сказал:
– Ну что ж, давайте посмотрим ваши доказательства.
Они, эти доказательства, оказались абсолютными: Кохлер выложил на стол микропленки с инструкцией по сбору передатчика, написанные симпатическими чернилами позывные рации и время работы, а также рецепт для производства такого же рода чернил на месте.
– Ну, хорошо, – сказал Макайр, отодвигая микропленку, – все это, конечно, интересно, но какие деньги вам дали в абвере? Вы ведь не рассчитываете зарабатывать в Штатах своим трудом на шпионскую деятельность?
– Во-первых, она невозможна, потому что я – убежденный антифашист, – ответил Кохлер. – Моя семья подвергалась преследованиям со стороны нацистов за то, что я возглавлял церковную общину в Утрехте, и лишь поэтому я сделал вид, что соглашаюсь на их предложение… Во-вторых, они снабдили меня деньгами, – и он положил на стол шесть тысяч долларов.
Это был первый эмигрант, который предъявлял американцам такие деньги; это и убедило Макайра окончательно в том, что ему в руки свалилась удача, о которой он не смел никогда и мечтать.
– Покажите ваш паспорт, – сказал он.
– Пожалуйста, – ответил Кохлер.
Макайр пролистал фанеру, бросил ее в письменный стол, открыв его ловко, как кассир – конторку, куда сгребает серебряную мелочь, снова походил по кабинету, а потом сказал:
– Сейчас мы начнем собеседование… Думаю, лучше, если мы сразу же станем записывать ответы на вопросы… А в конце мы продумаем, как вам сделать свое заявление… более убедительным, что ли…
– А в чем оно сейчас кажется вам неубедительным, мистер Макайр?
– Его неубедительность видится мне в его неподготовленности.
– То есть, – помог ему Кохлер, – вы хотите, чтобы ваши вопросы подвели меня к признанию?
Макайр внимательно посмотрел на Кохлера, ничего не ответил, кивнул на стул;
– Вы предлагаете мне делать липу, – сказал Макайр наконец. – Зачем?
– Какую липу? – Кохлер вскинул руки. – О чем вы?! Я занимался коммерцией, у меня в Утрехте был маленький ювелирный магазинчик, я пытался иметь бизнес с американцами, я знаю, что вы всегда думаете о том, чтобы выгоду получали обе стороны, что в этом плохого?! Вот я и предложил…
– Давно приняли католичество?
– Я всегда был католиком…
– А отец?
– Тоже.
– Он принял крещение?
Кохлер мелко засмеялся:
– Вы думаете, я еврей? Нет, я не еврей, просто я неплохой коммерсант, мистер Макайр…
…Через два дня Макайр отправил в Вашингтон шифротелеграмму о том, что он перевербовал агента абвера, который пришел именно к нему, поскольку в гамбургском центре Канариса ему удалось получить информацию о том, что наиболее сильным контрразведчиком в аппарате Донована, работающим на Пиренеях, там считают именно Макайра.
Вскоре после этого Макайр вернулся в Штаты, был отмечен наградой и, помимо других дел, которые ему поручил Донован, начал готовить дезинформацию для Кохлера. Для этого он был командирован в Швейцарию, к Аллену Даллесу, рассказал ему о перевербовке, тот был совершенно покорен логикой, силой и жесткостью молодого коллеги, всячески его – в дальнейшем – отмечал, ставя в пример молодым сотрудникам ОСС. Поддерживал он Макайра также и потому, что тот стал любимцем директора ФБР Эдгара Гувера; старик поручил своим паренькам, работавшим с Кохлером, консультировать каждый свой шаг с Макайром, потому что «этот человек по справедливости может считаться восходящей звездой нашей разведки».
Кохлер тем временем получил хороший номер в нью-йоркской гостинице, и агенты ФБР начали – от его имени – гнать информацию на Гамбург. Оттуда приходили радиограммы, полные благодарности, подчеркивалось, чтобы агент соблюдал максимум осторожности, поскольку его работа вносит огромный вклад в дело борьбы против американского финансового капитала, Уолл-стрита и большевистского интернационала Москвы.
Однако Кохлер обратился к своим шефам из ФБР и попросил их выполнить то, о чем он уговорился с Макайром в Мадриде:
– Ни я, ни вы не знаете, – сказал он, – есть ли здесь другие агенты абвера и СД. Я думаю – есть. А поскольку все они подобны скорпионам в банке, я не чувствую себя в безопасности ни единого часа. Необходимо прикрытие. Это гарантирует меня от выстрела в затылок. А потом такого рода прикрытие поможет нам в оперативной работе: кто знает, может, кто из агентов рейха клюнет на меня…
– Какого рода прикрытие вы имеете в виду? – спросили его люди ФБР.
– Радиомастерскую в Нью-Йорке. Это совершенно логично с точки зрения Канариса: агент, который гонит информацию из вражеского логова, пустил корни и подстраховался легальной работой.