Экспедиция «Велес»
Шрифт:
— Конечно, так, — согласился Ит.
— Вот, — удовлетворенно кивнул Глеб. — И если смерть одного человека сможет помочь правителю, то почему бы и нет? Это же на благо.
— Одного? — переспросил Ит. — Кажется, уже двух. И вообще…
Он не договорил, успел остановиться вовремя.
— Или двух, — тут же поправился Глеб. — Тени и певички. Всё равно правитель важнее и нужнее. И для его спокойствия можно.
Грань, подумалось Иту. Где для Глеба находится грань? На какой цифре? Один, два, десять, сто, тысяча, миллион? Кажется, становится понятно, что будет
— Наверное, ты прав, — кивнул Ит. — Это всё логично. Если для спокойствия, то можно. Наверное.
— Ну и вот, — удовлетворенно кивнул Глеб. — О, гляди, наша очередь подходит. Сейчас разомнемся. А то засиделся я с этими отчетами.
Ночью Иту, впервые за долгие годы, приснился сон, причем такой, какого он, Ит, увидеть вовсе не ожидал, и не надеялся. Ему приснился Фэб, и не только Фэб, причем картинка, которую он видел, оказалась неожиданно яркой и настолько достоверной, что возникли сомнения — а сон ли это был?
…Комната. Какая-то незнакомая комната средних размеров, казенная, больше всего напоминающая рабочий кабинет. Темные стены, стеллажи с рядами гель-блоков; подле окна, высокого, от пола до потолка, находится рабочая база старого образца, впрочем, на этой базе ничего нет, и, скорее всего, давно уже не было. У окна, спиной к двери, стоит Фэб, и почему-то сразу стало ясно, что это Фэб, хотя в первую секунду это был просто тёмный силуэт на светлом фоне.
Раздался тихий щелчок — открылась дверь, а потом знакомый голос произнес:
— Что ты тут делаешь?
— Смотрю. Видишь? «Либерти» уходит. Снова.
Кир — а в комнату вошел именно он — подошел к Фэбу, и остановился рядом с ним. Тоже посмотрел в окно, кивнул.
— Да, — согласился он. — «Либерти» уходит в осень…
Они говорили на лаэнгше, причем форма языка была именно той, которую они использовали дома. Давно устаревший диалект, с кучей интонационных нюансов, со смягченным, чуть грассирующим «р», и с подъемом во втором слове фразы. Именно чтобы избежать подъема, Фэб говорил сейчас односложно, потому что такая односложность часто использовалась для того, чтобы подчеркнуть негативный либо печальный посыл того, о чём шла речь.
Картинка стала больше, и Ит смог разглядеть, что там, за окном, можно было видеть море, действительно осеннее, неспокойное; море, над которым бежали гонимые ветром облака, и по которому, всё отдаляясь от берега, двигался сейчас парус, то попадая в области солнечных бликов, то уходя в облачную тень.
— Как всегда, — произнес Кир. — В это время года они всегда это делают.
— Ищут шторм, — кивнул Фэб. — Рэд говорит, что это красиво.
— Да, это красиво, — эхом отозвался Кир. — Когда-то это было красиво. Но теперь наши шторма давно позади. Мы можем только смотреть.
— Ты прав, — согласился Фэб. — Всё давно в прошлом.
Картинка стала постепенно отдаляться и темнеть, и в этот момент Фэб, наконец, отвернулся от окна — постаревшее, усталое лицо, седые
— Верно, — покивал Кир. — В прошлом, которого не вернуть.
Сердце колотилось так, что темнело в глазах — уже вторую минуту он сидел на койке, пытаясь прийти в себя, но всё никак не получалось, свет ночника расплывался, гас, а руки дрожали. Удивительно, но Скрипач не проснулся, он продолжал спокойно спать на своей койке, которая находилась напротив.
— Что это было, — одними губами произнес Ит. — Господи, что это было?
Настолько реально… словно сам он, Ит, стоял в углу этой комнаты, и видел всю картину достоверно, в мельчайших деталях, в подробностях, осознавать которые начал только сейчас. Например, тонкий слой пыли на рабочем блоке. Очень тонкий, едва различимый, но он был, а это означало, что кабинетом, в котором происходил разговор, не пользовались больше года, в нём никто не включал очистку, потому что никто в него не заходил. Или окно, и свет, который был за ним. Тингл, вот что понял Ит. Это же Тингл, значит, они на Тингле, не дома, а если по морю… нет, по океану Тингла идёт «Либерти», тримаран Рэда, это значит, что на Тингле находится вся семья, по сей день.
— Это же было, — снова произнес он беззвучно. — Ведь так? Я видел то, что происходит на самом деле? Да?
Тишина, почти полная тишина, которая на «Велесе» бывает только в каютах, стала ему ответом.
— Что же это такое…
И Фэб. Да, Фэб. Ит подумал, что если бы у слова «горе» существовало физически, то оно, наверное, выглядело бы так, как Фэб, причем горе это было бы застарелое, привычное, неизбывное. Такое горе, с которым встают по утрам, живут днём, и спят ночью. От которого никуда не деться, потому что оно больше размером, чем тот, кто его носит — и в какой-то момент это горе захватывает всё естество его испытывающего. Вот таким был Фэб, которого Ит видел в этом коротком сне, именно таким. Невыносимо. Неужели действительно…
Сердце постепенно успокаивалось. Ит постарался взять себя в руки, и через несколько минут понял, что это удалось — дрожь в руках унялась совершенно, сердце больше не колотилось, в глазах не темнело. Можно спокойно подумать, и хотя бы попробовать попытаться понять, чем было то, что он видел. Нет, понял Ит, это не сон. Скорее всего, мы на верном пути, именно поэтому он, носитель генома Архэ, пусть искаженного, сумел увидеть то, что увидел. А ещё это означает…
— Рыжий, — тихо позвал Ит. — Проснись.
— Чего? — спросил Скрипач, не поднимая головы от подушки.
— Там, внизу, есть часовня. Точно есть.
— С чего ты это взял? Лийга говорила, что это лишь теория, которую мы пока не проверили, — ответил Скрипач, и Ит тут же понял, что тот не спал эти минуты, просто, видимо, решил не вмешиваться до поры. — Тебе приснилось что-то?
— Это был не сон, — покачал головой Ит. — Что угодно, только не сон.
— Расскажешь?
— Да, сейчас расскажу. Только воды всё-таки выпью, а то меня до сих пор слегка потряхивает…