Экспедиция

Галина Мария Семеновна

Я вздохнула.

– Где мы вообще живем? – говорю. – Раньше было точно известно, что может быть, а чего – нет. А теперь все готовы поверить во что угодно.

Томас пожал плечами. Может, он относился к тем рационального склада людям, которые вообще предпочитают не забивать себе голову всякими глупостями.

– Пошли, – говорит, – теперь до утра ничего интересного не будет.

Мы вернулись к джипу, и я увидела, что от машины отделился темный силуэт. Кому-то еще не спится.

– Эй! – негромко окликнул Томас.

– Это я, – откликнулась Кристина.

– Как

твои дела? – спросил он. – Отошла немного?

Она устало сказала:

– Ага. Пока машина не едет, все в порядке. А может, завтра легче будет. Я думаю, это дело привычки.

– Ну-ну, – неуверенно отозвался Томас. Кажется, он не верил в приспособляемость.

– Нам еще долго ехать? – по-моему, и сама Кристина в эту приспособляемость не очень-то верила.

– Если бы не было всяких посторонних факторов, – ответил он, – я бы сказал – дня четыре. При условии, что мы не будем очень гнать, а будем щадить себя и машину. Но, учитывая, что на дорогах творится... надо будет, кстати, радио послушать.

Он нырнул на переднее сиденье и вылез, держа в охапке какую-то темную массу, которая распалась на портативный приемник и пластиковый коврик. Развернул коврик, устроился возле машины и врубил радио, правда, негромко. Оттуда доносился треск, шипение, странные плывущие звуки, потом какой-то горячечный голос, который кричал:

– А мне наплевать! Кто остался? Никого там не осталось! Дай мне два самолета, по крайней мере! Ну, хоть один! Я эту заразу выжгу... – Голос замутился, побледнел и ушел в сторону; опять раздался сухой треск атмосферных разрядов, потом вдруг выплыл еще один голос, женский, бодрый до идиотизма:

– А сейчас для наших мужественных парней, которые рискуют жизнью на дорогах, певица Ника Зарудная споет песню «Сегодня я с тобой, орел мой горный».

– С ума посходили, – пробормотал Томас, вырубил радио, которое уже начало самозабвенно выводить:

Сегодня я с тобой, орел мой горный,

Сегодня я уже не буду гордой, —

и полез обратно в машину.

Кристина задумчиво поглядела ему вслед.

– Я его боюсь, – сказала она. – Как тебе удается с ним ладить?

Я честно сказала:

– Сама его боюсь. Но он, по-моему, ничего плохого не хочет. Просто себя так держит.

– Мне тут неуютно, – говорит она. – Остальных я тоже не знаю.

– С остальными все понятно. Они-то как раз на виду. Игоря я давно уже знаю – года два-три. Он хороший мальчик. Разумный, спокойный. Он с виду выглядит слабым, но мне кажется, что это не так. Просто домашний мальчик, вот и все. А Герка... я его самого не очень хорошо знаю, так, общие знакомые. Но, в общем, таких людей тоже хватает. Он привык быть сильным... ему это очень важно, думаю. А кто сейчас сильный? Вот он и мучается.

– Тяжело с ними... Ты-то как держишься?

– Да никак, – говорю. – Так, стараюсь не скандалить. И то, знаешь... Мы все время друг у друга на виду. Уйти некуда. Отдохнуть от посторонних глаз негде. Как тут убережешься?

– Вот

все вы меня обвиняете, – сказала она с неожиданной горечью, – что я негибкая. Что требую от людей слишком много. Вот они меня и не любят.

Ну чего от меня она хочет, бедняга?

– Кристинка, а кто кого сейчас любит? Кто сейчас согласится взять на себя ответственность за другого человека? Сознательно, во всяком случае. Ты же посмотри, во что мы все превратились!

А ведь и правда, думаю. Уж не знаю, каким нужно обладать героизмом, чтобы решиться в наше время на какие-то прочные человеческие отношения... и что из этого получится.

– Все мы, – говорю, – получаем то, что заслуживаем. Поспать не хочешь?

Я пошла внутрь. Там хоть тепло.

Может, ей хотелось еще поговорить – просто потому, что на самом деле мы почти друг с другом не разговаривали – так, по необходимости. А о чем говорить – жаловаться противно, хвастаться нечем...

* * *

На следующий день нас обстреляли.

До сих пор мне трудно восстановить последовательность событий. Все произошло слишком уж быстро. Вспышки света я уловила боковым зрением, потом раздался грохот и одновременно с ним – удар. Наш джип подскочил, пошел юзом, каким-то образом Томас ухитрился его выправить, и тут раздался второй удар, от которого машина съехала на обочину и перевернулась на бок. Да, видимо, так все и было... Я сидела на заднем сиденье вместе сИгорем и Кристиной, каким-то чудом мне удалось упереться руками и ногами в спинку переднего сиденья – сознание в этом никакого участия не принимало. Я склонна полагать, что кричала, а может, и кто-нибудь еще, не я одна, но этого я, ей-Богу, не помню. Потом, внезапно, навалилась неподвижная ватная тишина... Мотор не работал. Наконец, Томас спросил:

– Все живы?

Я отозвалась:

– Да, – но это была только я одна. Потом откликнулся Герка.

– Что там у тебя? – спросил Томас.

Подо мной что-то слабо зашевелилось. Игорь. Кристине, видно, было хуже всего – она сидела у задней двери, на которую и пришелся основной удар.

– Так что там? – повторил он.

– Игорь жив. Кристина – не знаю.

– Нужно выбираться отсюда. И поскорее.

Наконец, ему удалось открыть свою дверь, и он вылез наружу. За ним вылез Герка. Оба они были целы, только слегка потрепаны.

– Давай! – заорал Герка. – Выбирайся! Ты же мешаешь добраться до остальных.

Я начала толкать дверь, но ее заклинило. Вполне возможно, что в тоскливой панике я просто дергала не ту ручку.

Вдвоем они навалились на заднюю дверь – это было не так уж легко, потому что она открывалась в небо, – наконец, Герке удалось приоткрыть ее на достаточную ширину, чтобы вытянуть меня за шиворот.

– Отойди подальше, – сказал Томас. – За машину.

Я отошла. Джип лежал себе на боку, и из него что-то вытекало. Мне это не понравилось.