Эксперимент продолжается

Шаталов Виктор Федорович

В свете этого случая совсем не трудно представить себе положение любого ученика в классе, когда в конце урока всем вручаются листы с опорными сигналами и каждый знает, что с письменного воспроизведения этих сигналов начнется очередной урок. Это становится непреложной учебной традицией, даже более того - ритуалом, о нарушении которого не может быть и речи. За каждую письменную работу по воспроизведению опорных сигналов ежедневно выставляется оценка, и эта оценка не зависит от власти учителя. За безукоризненно выполненную работу без каких-либо дополнительных требований учитель обязан выставить в ведомость только пятерку. На этом узком участке отношений главной фигурой становится ученик. Это значит, что у каждого школьника появляется неслыханная доселе возможность в любой день и на любом уроке начать жизнь сначала! Вспомним еще раз об истории с Сергеем, и нам нетрудно будет понять, что в новых методических условиях такие случаи исключаются полностью. Отметим этот в высшей степени важный фактор и продолжим наш анализ.

ОПОРНЫЕ СИГНАЛЫ ВО ВТОРОМ ПРИБЛИЖЕНИИ

Удивление - начало познания

Обратимся

к рассказу Я. И. Перельмана о феноменальном мальчике, запоминавшем 100 произвольно выбранных слов после одного неторопливого прочтения. Все до единого! А сверх того - порядковый номер каждого слова в прочитанном списке. От первого до последнего! На деле же, как популярно объяснил Яков Исидорович, никакого феномена не было. А был обычный эстрадный трюк: каждое новое слово мальчик соотносил с ранее подготовленными и заученными до автоматизма словами. Все остальное решали образы и ассоциативные связи. Так, и заученном списке слов под No 38 стояло слово усы, а в предложенном для запоминания списке под этим же номером стояло слово машина. Немного воображения, и усы застряли в машине. Малоестественно? Комично? Тем лучше. Стоит только теперь назвать No 38, как заученное слово усы немедленно вызовет по ассоциации слово машина. Надежность этих связей столь велика, что те, кто в далеком детстве читал рассказ Я. И. Перельмана, вспоминают не только эту взаимосвязь, но и потешный рисунок художника, изобразившего перекошенную физиономию ротозея, у которого один из усов оказался зажатым между валиками какой-то диковинной машины.

Мысль, образ, слово могут приходить к нам в самых неожиданных комбинациях. При этом в разных ситуациях одни из них будут превалировать над другими или, наоборот, играть вспомогательные роли, но, будучи взаимосвязанными, обособиться они уже не смогут никогда. Это естественное свойство нашей памяти лежит у истоков и научного, и литературного, и всякого иного восприятия мира.

Страстью и негою сердце трепещет, Льются томительно...

У кого из читателей не ассоциировались сейчас эти строки с дивными звуками арии певца за сценой из оперы А. С. Аренского "Рафаэль"? И разве найдется хотя бы один человек, который стал бы возражать против таких ассоциаций?

1480 год... Никаких ассоциаций? Тем хуже. В ноябре 1480 г. войско хана Ахмеда не приняло бой на реке Угре с войсками русичей и ушло назад, в Орду. В 1480 г. Русь окончательно стала независимой.

Карезуподи. Прочитайте еще раз. Закройте страницу. Повторите. Абракадабра букв запоминается без труда. Отметим, что гласные и согласные предложенного, с позволения сказать, слова чередуются. Запомнить такую комбинацию букв совсем не трудно. Усложним немного нашу задачу и расставим те же буквы в несколько более неблагозвучной комбинации, где после двух согласных идут две гласные. Дреопзаику. Вполне читабельно, и если вы произведете с этим "словом" те же манипуляции, что и в первый раз, то снова убедитесь в том, что оно надежно зафиксировалось в вашей памяти. Задача упростилась еще и тем, что вторая половина его - обычное литературное слово. И вот теперь только откроем секрет. В 50-е годы с эстрадными демонстрациями "феноменальной" памяти выступали в разных городах артисты Мессинг и Куни. В числе прочих демонстраций у каждого из них была и такая. На рейке перед залом развешивали в один ряд 10 разноцветных кругов. Едва взглянув на этот ряд, артист, отвернувшись, называл круги справа налево, слева направо, в любом порядке. У зрителей из зала это не получалось. В чем же дело? Ответ прост: в цветовой азбуке! Каждый цвет легко обозначить какой-нибудь буквой, и нет более надобности запоминать цвета, достаточно только прочитать образовавшиеся "слова" дрепокузиа, покрезадиу и т. д.

Ничем не отличался от первого и второй фокус. Только вместо цветных кругов развешивались портреты писателей. Это была портретная азбука. Каждый учитель может теперь подготовить к выступлению на школьном концерте 2-3 учеников и демонстрировать, желательно с последующей дешифровкой, "феноменальную" память. В донецкой средней школе No 6 такие показы проводились более 30 лет назад.

Экспериментально доказано, что даже очень цепкий ум не в состоянии после беглого просмотра удержать в памяти наименования и расположение 10 разнородных объектов. Но ведь в обычных условиях мы не можем поднять ни 300, ни 200 кг. Если мы, конечно, не претендуем на участие в состязаниях по тяжелой атлетике. Но кого удивит сообщение о том, что рабочий с помощью полиспаста или рычага перемещает двигатели мощных автомобилей весом до 500 кг? Эка невидаль - домкратом грузовик поднять! Вот тут-то и начинаются все наши педагогические беды. Вороты, блоки, прессы и тали пришли в нашу жизнь и стали привычными помощниками в трудоемких процессах. Мы даже и думать позабыли, как совсем еще недавно огромные котлованы, многокилометровые траншеи и каналы рыли одними лопатами, ломами и кирками. В вопросах же обеспечения школьников надежными приемами обработки и запоминания больших доз информации мы пока чувствуем себя так же беспомощно, как зрители в зале, наблюдающие за фокусами "феноменов". Однако пройдет совсем немного времени и естественными, надежными и безотказными помощниками восприятия, запоминания и творчества станут опорные сигналы.

Прочитайте, пожалуйста, текст.

Телескопы: больше света!

Слово телескоп состоит из двух частей и означает "далеко смотрю". Действительно, перед телескопом не ставится задача увеличить размеры изображения звезд, чтобы можно было различить детали их строения. Это просто невозможно. Даже в самом сильном телескопе звезда всегда смотрится и остается светящейся точкой. Но что же тогда дает телескоп при наблюдении за далекими объектами

космоса и для чего ученые-астрономы стремятся получить для своих наблюдений телескопы-гиганты с диаметрами объективов в 3, 4, 5 и даже 6 м? И так ли уж велика разница между 5-метровым телескопом в обсерватории Маунт-Вильсон и 6-метровым чемпионом-гигантом, сконструированным в нашей стране? Ведь изготовление его было делом чудовищной сложности. Достаточно сказать, что расплавленная масса стекла, из которой был отлит рефлектор, остывала два года. Что уж там говорить обо всех прочих его деталях?! Где же компенсация таким затратам труда? Вот она. Возможность увидеть слабый источник света определяется площадью зрачка нашего глаза. Чем больше эта площадь, тем больше световой энергии воспримут нервные окончания глазного дна, тем вероятнее они зафиксируют этот источник света. Не случайно поэтому в ночное время и вообще в темноте зрачки наших глаз расширяются. Телескоп может зафиксировать во столько раз более слабые световые объекты, во сколько раз площадь его объектива больше площади зрачка нашего глаза. Или иначе: с помощью телескопа мы можем видеть во столько раз более удаленные от нас астрономические объекты, во сколько раз площадь объектива снова-таки больше площади зрачка. Теперь становится понятным, что с помощью 6-метрового телескопа можно видеть объекты, почти в полтора раза удаленные дальше во Вселенной, чем это же можно сделать с помощью 5-метрового телескопа. Отношение площадей объективов этих телескопов равно 36 : 25. Сколько же при этом новых космических объектов станут доступными для изучения, для науки! Во имя этого стоило потрудиться.

Вполне естественно, что при наблюдениях за объектами нашей Солнечной системы телескопы с большими диаметрами объективов дают возможность изучать относительно небольшие детали поверхностей планет, Луны, астероидов, комет и других космических тел. Этому способствует увеличение угла зрения в 500-600 раз. Но это всего только частное назначение телескопов.

Следует четко представить себе, что прямые наблюдения за космическими объектами с помощью телескопов, как это было во времена Галилея и Кеплера, сейчас почти не ведутся. Глаз человека в фокусе современного телескопа большая редкость. Вместо него гораздо чаще ставят фотопластинки. Они и надежнее, и объективнее, и беспристрастнее. Телескоп, в фокусе которого находится фотопластинка, называется астрограф ("графо" - писать). Преимущество фотозаписи еще и в другом: фотопластинку можно хранить сколь угодно долго. Более того, производя снимки одного и того же участка неба, спустя годы и даже столетия можно отмечать процессы развития, движения объектов, а также появление новых светил. И вот с этой-то целью и создаются так называемые стеклянные библиотеки. В них хранится все, что может представить интерес для ученых хотя бы даже и через несколько сотен лет.

Глаз человека - уникальный, высокочувствительный прибор. Чувствительность же фотоэлементов в тысячи раз выше. Образно говоря, она столь велика, что фотоэлемент при отсутствии различного рода помех способен зафиксировать пламя спички на расстоянии 100 км. И все же технике еще не удалось пока превзойти достижения живой природы: чувствительность нервных окончании, расположенных на голове гремучей змеи, к перепаду температур в десятки раз выше, чем чувствительность фотоэлементов. Но это - между прочим. Главное в другом: поместив в фокусе телескопа фотоэлемент, мы можем регистрировать источники тепла и света, находящиеся от нас на колоссальных расстояниях.

При работе с астрографами и фотоэлементами, расположенными в фокусе телескопа, ученых подстерегает еще одна сложность: сфокусированные лучи должны приходить на протяжении долгих часов в одну и ту же точку. В противном случае изображение окажется размытым или вообще на негативе вместо точечного объекта образуется замысловатая кривая. Но как же быть, если в результате суточного вращения Земли весь небосвод непрерывно перемещается с угловой скоростью, вдвое меньшей угловой скорости часовой стрелки? Можно, конечно, "помогать" телескопу, непрерывно поворачивая его вслед за убегающей звездой. Но это столь же нелепо, сколь и невозможно. И вот тогда на помощь астроному приходит часовой механизм. Едва только светило окажется в поле зрения объектива, как тут же включается этот самый часовой механизм и многотонная махина телескопа начинает поворачиваться "сама по себе" точно с той же скоростью, с какой поворачивается небесная сфера. Это освобождает ученых от необходимости вести прямое слежение за объектом и - что особенно важно - дает возможность концентрировать в одной и той же точке всю ту световую энергию, которая приходит на площадь объектива телескопа за многие часы его работы. А это еще во много раз увеличивает глубину изучаемого космического пространства.

И все же действие телескопов весьма и весьма ограниченно. Тому много причин. Не случайно поэтому ученые все больше и больше начинают использовать в своей работе совершенно новые приборы - радиотелескопы. Общеизвестно, что вместе с тепловым и световым излучением раскаленные космические тела извергают на различных диапазонах мощные потоки радиоволн. Эти радиоволны несут столько необычной информации, сколько обычные телескопы ни зафиксировать, ни обработать просто не в состоянии. Родившаяся совсем недавно, радиоастрономия развивается необычайно бурно. Предвидеть ее еще не раскрытые возможности - дело многотрудное. Сколько времени и сил затратили астрономы прошлых столетий, чтобы определить расстояния до планет? Радиоастрономические приборы дают ответы на эти вопросы в считанные секунды. Всего 2,5 секунды требуется радиолучу, чтобы "сбегать" на Луну и вернуться назад. При скорости в 300 000 км/с он пробегает за это время 750 000 км. Это в два конца. Расстояние же до Луны 384 000 км. С помощью радиолокационных приборов уже измерены расстояния до Луны, до Венеры, до Марса...